Когда не горят костры - Джезебел Морган

Лидия зажмурилась. Под веками было бело от тяжёлой, гнетущей вины. Грудь раздирало на части, и Лидия не знала слов для этих чувств, она давно позабыла их, вытравив холодом и работой. И теперь они рвались назад огромной волной цунами, сметая хрупкие плотины разума. Волна ударила её и потащила за собой, на дно. В безумие.

Её трясли за плечи. Даже не трясли – мотали, как тряпичную куклу, словно ни костей не было в ней, ни веса. Она ударилась лбом о собственный лицевой щиток и пришла в себя. Мир, размытый и нечёткий, проступил из пелены небытия.

Тяжело и надрывно гудела сирена. Лидия не сразу поняла – это она кричит. Тогда она захлопнула рот, едва не откусив кончик языка, и замолчала. В горле саднило.

– Тише, тише. – Эррера осторожно вытащил из её стиснутых пальцев измочаленный переплёт книги. – Что случилось?

Он был удивительно миролюбив и чуток. Он осунулся, словно не несколько часов прошло, а несколько лет – полных ужаса, отчаяния и боли.

Лидия облизнула губы. Стоило только подумать о субмарине, как мир снова начинал выцветать в белизну безумия.

– Этот полис… это здесь всё началось. Та подлодка с заразой… они отсюда бежали, от чудовища внизу… от бога. Только он остался с ними, в них, эта зараза – его влияние, и теперь мы здесь, мы тоже заражены, нам нельзя возвращаться!

На последних словах голос сорвался.

– Это тебе во сне сказали? – сардонически улыбнулся Майкл. Он выглядел хуже всех, всклоченный, с красными глазами и дрожащими губами, словно пребывал на пороге безумия и даже не цеплялся за рассудок.

– Нет. Я… – Она опустила взгляд на колени, где ещё недавно лежала книга, но от неё остались только мятые обрывки, – я прочитала. Чужой дневник на полях, несколько записей – о том, как нашли пещеру, о жертвоприношениях, о беглецах. Последние записи совсем невнятные… были.

– И что же это, по-твоему, значит, а, милая?

Лидия подняла на него глаза. Ответ она уже знала, и от него внутри разливалось привычное прохладное спокойствие.

– Здесь источник заразы. Его надо уничтожить. Вместе с нами.

Эррера согласился сразу. Лидия догадывалась, что ему снилось, какие мертвецы приходили во сне, уговаривали и ломали.

Майкл смотрел неверяще, пытался улыбнуться, но губы тряслись:

– Э-эй, вы же шутите? Вы же не на самом деле хотите тут себя взорвать?!

Лидия и Эррера переглянулись.

– Собираемся, – отрезал Эррера.

– Так вправду нужно, – виновато улыбнулась Лидия.

– Так. Стоп. А как же твой приказ, над которым ты так трясёшься? Или хочешь нас тут похоронить, а сам смыться?!

Эррера отрицательно качнул головой:

– Нет, не собираюсь. Поверь, Альтман, я с радостью дал бы вам уйти отсюда и спастись, если б знал, что это не опасно. Приказ… Командор знал что-то про этот полис. Знал, что он связан с той чумной субмариной. Он считал, что здесь разрабатывали биологическое оружие, заразу, не похожую на всё, что было раньше. Он приказал, чтобы я привёз ему штамм. Раз у нас уже есть вакцина и протокол лечения, сказал он, то нужен и возбудитель. Неплохой аргумент в грызне за ресурсы.

Лидия стояла ни жива ни мертва. Она даже осмыслить не могла слова безопасника. Только стучалось в голове вместе с пульсом: «Командор предал нас. Командор предал нас. Командор приговорил нас».

– Командор не знал, что болезнь вызвана не заразой, а тем… тем… существом внизу. И я тоже не знал. Не знал, что всё так обернётся. Знал бы – застрелился, но не стал бы выполнять приказ.

– Я не верю, – оскалился Майкл, – подлодка, зараза, командор, который всё это откуда-то знал… Почём мне знать, офицер, может, это ты сейчас сочинил? А может, у вас двоих крыша поехала от потрясения, вот и несёте хором чушь!

– Считай, что хочешь, – Эррера скрестил руки на груди, – но я собираюсь уничтожить этот полис. И не позволю тебе мешать.

– Нет уж, – Майкл ощерился по-звериному, навис над Эррерой, и Лидия только сейчас заметила, насколько же он крупнее безопасника. – Я жить хочу. Это я не позволю.

И ударил. Эррера согнулся, не успев увернуться, Лидия отшатнулась, приглушённо вскрикнув. Майкл бил без жалости, не давая противнику опомниться и увернуться. Пропустив первый удар, Эррера уже не мог перехватить инициативу, а после нескольких ударов шлемом о стену рухнул на пол.

Это всё ещё кошмар, это не может быть взаправду, это не может быть, чтобы Майкл кого-то ударил! Весельчак и балагур, добродушный здоровяк, он же и помыслить не мог, чтобы кого-то обидеть!

Ты никогда его не знала.

Это отрезвило Лидию, она бросилась прочь от мужчин, туда, где Эррера оставил свой пистолет. Он был разряжен. На мгновение в глазах потемнело от паники, а затем холод снова затопил её разум. Она знала, как его заряжать. Даже делала это когда-то, на обучении. Давно, словно в другой жизни.

Но ведь это её обязанность – помнить?

Руки действовали сами, не зная ни страха, ни сомнений. Щелчок, взвести пусковой крючок, обернуться, выстрелить. Всё просто.

Майкл с утробным стоном рухнул на пол, прижав руки к животу, скорчился, подвернув под себя ногу. Он всё ещё был жив, лицо исказилось в предсмертной муке, безумие в глазах исчезло, смытое подступающей агонией. Лидия судорожно вздохнула. Никто не заслуживал такой смерти. Никто.

Она снова перезарядила пистолет. Руки тряслись так, что у неё получилось только с третьей попытки.

– Прости, – шепнула она, подойдя ближе.

Снова хлопнул выстрел, и стон оборвался, Майкл дёрнулся и затих. Пистолет упал из ослабевших рук, его грохот показался оглушительным.

Эррера с трудом поднялся, цепляясь за стену, лицевой щиток его шлема треснул. Улыбка за паутиной трещин вышла особенно кривой.

– Не думал, что буду благодарить за убийство… Но – спасибо. Жаль, что Альтман настолько рехнулся. Честно говоря, я рассчитывал на его помощь.

Лидия с трудом отвела взгляд от скорченного тела. Она до сих пор не могла поверить в то, что сделала. Ей казалось – это всё ещё сон, вязкий, душный кошмар. В груди было пусто и стыло.

Не дождавшись от неё ответа, Эррера вздохнул и подошёл, прихрамывая, приобнял за плечи, уводя прочь из центра управления, от её мертвецов. Лидия шла за ним – покорно, словно во сне, не желая ни думать, ни чувствовать. Горечь от невосполнимой потери накрыла её с головой, словно со смертью Майкла она потеряла и очень важную, драгоценную часть себя.

Легче ей стало только в полутёмном коридоре, когда в ушах нестройной мелодией зазвучал привычный гул.

– Вы в порядке? – спросил Эррера, когда она мягко высвободила ладонь из его пальцев.

Лидия через силу усмехнулась.

– Мне не привыкать к вдовству. Почему вы согласились уничтожить полис? Не потому же, что штамма заразы не существует.

– Нет. Из-за брата. – Эррера отвёл глаза. – Он снился мне – таким, как я его нашёл. Погибающий от лучевой болезни, разлагающийся заживо… Странно, что я от него не нахватался. Он плакал – он успел подняться к поверхности, увидеть небо… и после этого попытался вырвать себе глаза. Я добил его.

– Он был вам благодарен.

– Вы слишком хорошего мнения о нём. Нет, он мог думать только о поверхности. О небе. И о том, что его мечты оказались кошмаром. Но во сне… во сне он уговаривал меня подчиниться этой твари, склониться перед ней, остаться на дне, в полисе, зарасти илом… Он никогда не сказал бы этого по своей воле. И существо, кем бы оно ни было, должно поплатиться за то, что посмело осквернить мои воспоминания о брате.

Он с трудом перевёл дыхание, устало закрыл глаза.

– Я тоже не хочу умирать. Но я не знаю иного выхода.

– Как вы собираетесь уничтожить полис? Хозяин захочет помешать вам.

– Вы начали звать эту мерзость Хозяином? Это не к добру. – Он помолчал немного, отвёл глаза. – Я рассчитывал, что Альтман сможет перегрузить реактор и тот взорвётся. Я могу попробовать… но боюсь, это займёт больше времени. Особенно если вы окажетесь правы и нам будут мешать.

Лидия закрыла глаза, досчитала до десяти. Низкий гул сливался с шумом крови в ушах, и в нём проступало одно и то же слово – «Дахут». Лидия знала только одно – это её приговор.

– Делайте, что собирались, офицер, – резко и быстро сказала она, пока не успела передумать. – Я выиграю вам время.

Она рванулась прочь, но он успел схватить её за локоть, удержать, пристально взглянуть в лицо. Бледный, молчаливый, серьёзный – всего лишь тень от себя прежнего.

– Доминик, – сказал