Эндрю Фукуда - Добыча
Но отец прикрыл глаза, и когда открыл их, когда его веки резко распахнулись, в них вновь светилась решимость.
— Запомни, куда полетел самолет, хорошо? — сказал он.
Направление, в котором улетел самолет, в тот день не казалось мне важным. Как будто отец выбрал его просто так, или позволил ветру определить курс самолета. Но позже, спустя годы, я понял, что это было намеренно. Полети самолет в любом другом направлении, он в итоге разбился бы в бесконечной пустыне. И только на востоке его ждала иная судьба: зеленые горные луга, лазурные ледниковые озера и белоснежные снега ледников, окрашенные алым сиянием рассвета.
17
…Глухие голоса, потом молчание. Кто-то накрывает мое дрожащее, замерзающее тело толстым покрывалом, которое я хватаю горящими руками. Я снова теряю сознание…
…Я вырываюсь из серого забытья, чувствуя, как мою одежду пропитывает холодный пот. Даже в лихорадке я ощущаю ход времени: дни сменяют ночи, луна и солнце всходят и заходят. На мой горячий лоб кладут холодный компресс, который сразу едва не вскипает. Мягкое журчание чьего-то голоса вновь сменяется тишиной. Холодная рука касается моей ладони — приятное и свежее ощущение, как от прохладного мрамора. Я стискиваю ее, чувствуя, как проваливаюсь в яму лихорадки, полную одновременно льда и огня…
Через сколько-то часов — дней? — я снова могу открыть глаза. Комната — будто ставшая плоской и двумерной, — колышется, как флаг на ветру. Из пустоты выступает лицо. Это Пепельный Июнь. Она бледная и выглядит больной. Но с цветом ее волос что-то не то. Потом ее лицо превращается в лицо Сисси. Карие глаза с беспокойством смотрят на меня. Комната опять начинает качаться, и я закрываю глаза. Рядом со мной раздается тихий плеск воды. К горящему лбу прижимается мокрое полотенце. Мир снова проваливается в темноту…
…Я открываю глаза, смахивая застывшие слезы. С тех пор как я в последний раз раскрывал веки, прошло не меньше суток. Почти тут же я начинаю вновь падать во тьму. Но успеваю заметить Сисси, она смотрит в окно, не зная, что я пришел в себя. Ее лицо, освещенное лунным светом, напряжено. На нем страх. Что-то не так. Я снова засыпаю…
Я просыпаюсь. Такое чувство, будто я родился заново. Впервые за последние несколько дней у меня ясная голова и я могу чувствовать тело, хотя еще слаб. Я касаюсь своего лба. Кожа прохладная и сухая. Лихорадка прекратилась. Я делаю вдох, чувствуя, что в легких еще бурлит мокрота.
Солнечный свет струится сквозь прозрачные шторы. Я в маленькой комнате, облицованной деревом. Большой альков делает ее просторнее. Рядом со мной, в кожаном кресле, крепко спит Сисси. Рот у нее приоткрыт, покрывало слегка приподнимается от дыхания. Я пытаюсь сесть, но сил у меня практически нет.
— Осторожно, помедленнее, вот так, — Сисси мгновенно оказывается рядом, поддерживает меня и помогает лечь.
— Сколько? — хриплю я. Мой голос больше похож на карканье, я его почти не узнаю.
— Ты пролежал три дня. Первые два почти не приходил в себя и температура не опускалась. На, выпей, — она подносит к моим губам чашку. — Лихорадка отступила вчера ночью.
— Я сам. — Но чашка как будто сделана из свинца, и я едва не расплескиваю ее содержимое. Сисси поддерживает мои руки. Я делаю несколько глотков и падаю назад, на подушку. По моему телу проходит волна тепла.
Сисси выглядит измученной, волосы у нее спутаны, несколько прядей прилипли к щеке. Под глазами мешки, напряжение читается в чертах. Что-то не так.
— Сейчас утро или вечер? — спрашиваю я.
Вопрос застает ее врасплох.
— Не знаю, я потеряла счет времени, — говорит она и смотрит в окно. — Кажется, ближе к вечеру. Да, — кивает она, изучая окно с другой стороны комнаты, — там запад, так что время к вечеру.
— А где все? Где мальчики?
— Там где-то.
— С ними все в порядке?
Она кивает.
— Более чем. Им здесь действительно нравится, — она пытается улыбнуться, но слишком напряжена для этого. — Они в восторге. Никогда не видела их такими счастливыми.
— Так, значит, это действительно она? Земля Молока и Меда?
Сисси кивает и умолкает.
— Сисси, что не так?
— Да нет, все в порядке. Здесь хорошо. Плоды, солнце. Земля обетованная, да.
Но она уже долго не смотрит мне в глаза.
— Расскажи мне, — осторожно прошу я.
Она закусывает нижнюю губу, ерзает на месте и, наконец, шепчет:
— Что-то тут не так.
Я все-таки сажусь.
— Что ты имеешь в виду? — Мокрота опять поднимается в груди, и я начинаю кашлять. Она наклоняется ко мне и слегка хлопает по спине. — Сисси, расскажи мне.
Она качает головой:
— Тебе надо отдохнуть.
Я сжимаю ее руку:
— Просто скажи.
Она задумывается.
— Трудно сказать точно. Просто какие-то мелочи.
— Мальчики тоже заметили? Эпаф?
Я вижу в ее глазах растерянность.
— Здесь слишком много еды, слишком много развлечений. Вчера мы заговорили с Эпафом, он вообще ничего не заметил. Сказал, чтобы я перестала об этом думать, вести себя, как параноик. Расслабиться и получать удовольствие. Но я не могу. Что-то не так.
В этот момент снаружи раздаются шаги и дверь резко распахивается. Заходит высокий мужчина, слегка сутулящийся, как будто стесняясь своего роста. Сисси напрягается.
— Что ты здесь делаешь! — рявкает он на нее. — Это нехорошо. Это неправильно!
— В чем дело? — спрашиваю я.
Мужчина переводит взгляд на меня.
— Ты пришел в себя! — восклицает он, покачиваясь.
— Да.
Он моргает.
— Я старейшина Нортрамптон. Я заботился о тебе, — язык у него заплетается, глаза красные, и даже отсюда я чувствую запах алкоголя изо рта.
Он подходит к окну и возится с защелкой. Высунувшись и сложив руки у рта, он издает переливчатый вопль; даже этот вопль неразборчив. Потом он поворачивается ко мне.
— Собирайся, пожалуйста, — говорит он. — Ужин через несколько минут. Девушки отведут тебя в обеденный зал. Там, — он показывает на шкаф, — теплая одежда, по твоим меркам. Я выйду, чтобы ты переоделся. Но побыстрее.
— Ему надо лежать, — возражает Сисси, — он еще слаб. Можно, я принести еду сюда?
Старейшина раздраженно хмурит брови.
— Он будет ужинать со всеми в обеденном зале. Великий старейшина Крагмэн обрадуется, что Джин пришел в себя. Будет доволен тем, как я за ним ухаживал, — он облизывает губы и переключает внимание на Сисси: — А ты что тут делаешь? Тебе нельзя здесь находиться.
