По серебряному следу. Дворец из стекла - Корнелия Функе
– Ольховый эльф? – Воин явно смутился, что его противнику известно, кто перед ним. – Это еще кто?
Младшенький Розамунды разглядывал его с настороженностью, выдающей, что некогда он был телохранителем короля. Да, он проделал долгий путь, с тех пор как вопящим свертком лежал на руках у матери.
– С ним человеческая женщина. Я ее друг и хочу ее видеть. Я уйду, только когда буду знать, что с ней все хорошо.
Это нефрит придает ему самоуверенности или то, что он убил бессмертную? Как же невовремя он объявился! Еще несколько недель – и Игрок довел бы Клару до того, что она забыла бы своего дражайшего и безоглядно влюбилась в бессмертного!
Воин протер клинок своего меча и рассек им воздух, будто собирался расчленить ночь.
– Эту крепость можно покинуть, только победив меня в бою, это распространяется и на претендентов с каменной кожей. – Он призывно взглянул на своих самураев. – Сколько претендентов до сих пор пытались победить меня?
– Пятьсот тридцать восемь, господин, – крикнул один в ответ.
Воин так нежно погладил меч, словно поздравлял его с богатым урожаем:
– Видишь, твоей истории здесь конец, нефритовый гоил! Несмотря на твою, следует признать, впечатляющую кожу. Я рад, что ты пришел. Кто знает, возможно, в небылицах о том, что ты можешь сделать своего короля непобедимым, что-то и есть.
Не задерживаясь в начальных стойках, он попытался, как это часто бывало, рубанув мечом, вскрыть противнику грудь, чтобы тот мог наблюдать за последними ударами своего сердца. Нефритовый гоил с легкостью отразил атаку расчудесного меча Воина и в ответ ранил того в плечо.
О, эта ночь складывается поистине удивительно!
В Игроке шевельнулось горячее подлое чувство, пьянящее, как чересчур крепкое вино. Они с Воином враги, сколько себя помнят, даже если порой и объединяются, когда это выгодно им обоим. И все же он никогда бы не отважился помериться с Воином силами в поединке. Однако, когда младшенький Розамунды у него под окном унизил его старинного врага как новичка, Игрок наслаждался этим почти так же, как если бы сам стоял там, внизу.
Мм, еще один удар, выверенный и нанесенный с целью ранить. Воин отшатнулся назад, в недоумении глядя на глубокий порез у себя в боку. Его украшенные вышивкой одежды пропитывались кровью – естественно, голубой. Самураев это, похоже, сильно удивило. А двенадцати пальцам их господина они никогда не удивлялись?
Игрок услышал у себя за спиной шорох.
На подставку для самурайских доспехов, которые Воин навязал ему в качестве украшения интерьера, опустилась ворона. Джованна. Так ее когда-то звали. Исходящий от нее мрак заполнил комнату, как дым, что вырывался из пряничных труб ее домика. В ее лице он призвал на помощь грязную древнюю магию, но что ему еще оставалось? Все его новые творения оказались настолько бесполезными, что вызывали у остальных лишь насмешки в его адрес: невероятные ищейки со стеклянными зубами, серебряные стрекозы крупнее грифов, ужасные охотницы… все бесполезно! Никто из них так и не выяснил, отчего у него и ему подобных до сих пор зудит кожа. Ладно, все-таки они не омертвели, а очутились в шершавой коре ольхи. То, что осталось от фей, вызывало лишь надоедливую сыпь. Но эта сыпь означала, что где-то сохранились остатки их магии, и он надеялся на нюх вызванной им помощницы, – глядишь, он окажется более тонким, чем у всех его созданий из стекла и серебра. Как-никак невинность она чует за много миль, к тому же ведьмы, пекущие имбирные пряники, ненавидели фей за то, что те использовали самые темные заклятия этого мира, не платя ту цену, которая когда-нибудь погубит всех ведьм.
Ворона подцепила клювом паука, плетущего свою сеть в самурайских одеждах. Да, как он и сказал Воину, они были давними знакомыми. Джованна Массимо была когда-то возлюбленной Игрока – давным-давно, еще молодой и прекрасной. Но голод, пробуждавшийся в ведьмах, стоило им заманить в свой пряничный домик первого ребенка, пожрал ее красоту и молодость. Этот голод было не утолить, сколько бы они ни убивали. Однако эти убийства обучали множеству опасных заклинаний. Никто лучше деткоежек не разбирался в растениях, вызывающих безумие или пробуждающих темные желания, и время от времени Игрок расплачивался с Джованной за ее услуги соблазнительными специями для пряников на ее увешанном пестрыми сладостями доме. Или чьим-то первенцем.
– И ты призвал меня из-за этой капли магии фей? – Голос, вырвавшийся из кривого клюва, когда-то сводил с ума. Теперь это был голос старухи. Она дорого заплатила за возможность подслушивать самые жуткие тайны мира. Расценивай это как предупреждение, Игрок. Чушь. Джованна смертна. Он – нет.
– Так ты нашла магию фей? Где?
Она боялась его, но не слишком. Ведьмы, пекущие имбирные пряники, боятся прежде всего себя.
– В этой крепости, в окружающем ее лесу, у подножия этой горы. Дальше ее след теряется.
В этой крепости? Не может быть. Неужели Воин что-то от него скрывает?
– Это след лисицы. Тебе это о чем-то говорит?
Эх, восемь веков изгнания притупили его ум. Следовало догадаться, когда Уилл Бесшабашный появился на арене Воина. Где один брат, там вскоре неминуемо объявится и другой – а с ним и Лиска. Могла ли Темная Фея найти более подходящую душеприказчицу? Едва ли.
– Она была здесь, в крепости? Ты, должно быть, ошибаешься.
Ворона расправила крылья. Они превратились в костлявые руки. У приближающейся к нему старухи на дряблой коже еще висели несколько черных перьев. Она остановилась так близко, что он ощутил на языке вкус корицы.
Увядшая красота. Утраченная молодость. Как отвратительно может выглядеть неизбежность смерти.
– Где в крепости?
– Повсюду. До самого сада внизу.
Сад. Нет, когда он беседовал с Воином, ее там не было. В таком случае она находилась бы в смертельно опасной близости от него. Нет. Никаких поспешных выводов, Игрок. Или скоро ты убедишь себя, что Темная Фея по-прежнему замышляет тебя погубить!
Снаружи доносился звон мечей. И проклятия Воина.
Следовало поспешить. Воин ненадолго займет младшенького Розамунды. Но сперва это докучливое заклятие фей. Чесотка допекла его. Ему хотелось наконец посвятить себя более важным делам.
Лиска… Что привело ее сюда?
Или лучше спросить: кто?
17
Творец
Постоялый двор наполнился серебристой дрожью, и Шестнадцатая вся обратилась в страх. В страх, и ненависть, и беспомощную любовь к тому, кто ее сотворил.
С Игроком из ниоткуда соткалась ворона с глазами старухи. Она взмахнула крыльями, и тень ее начала расти. Из темноты пробились растения, побеги, обвивая циновки, ползли по полу, пока Игрок в поисках оглядывался по сторонам. После того как призрак исчез с лисицей, носильщики паланкина, видимо, полагали, что они в безопасности. Когда побеги принялись опутывать их тела, носильщики попытались сбежать, но, как ни сопротивлялись, темные листья и цветы скоро придушили их. Смерть, которую на этот раз наслал творец Шестнадцатой, была не из серебра. Теперь он, видимо, вновь отдавал предпочтение более древнему колдовству. Неужели ее и ей подобных он расплавит или разобьет, раз в этом мире они так быстро сделались бесполезными? Неужели они, его искусственно созданные дети, ему надоели? Игрок заставил их думать, что любовь
