Рене Ахдие - Ярость и рассвет
При этих словах возмущение Шарзад возросло. Он, конечно, может быть шарбаном Рея и он значительно старше ее, но она не сделала ничего, что оправдывало бы такое неуважение. В конце концов, она была его королевой, а не ребенком, коего можно отругать за плохое поведение.
Девушка шагнула вперед.
– Я ни у кого не спрашиваю разрешения, генерал аль-Хури. И не буду спрашивать ни у кого в будущем. По какому бы то ни было поводу.
Он осторожно вдохнул, его карие глаза, напоминающие глаза Джалала и столь же отличающиеся от них, злобно сузились.
– Боюсь, мы не можем позволить вам такое поведение, моя госпожа. Видите ли, моя работа – защищать короля и его королевство. А вы – вы противоречите моей работе. Извините. Я не в состоянии позволить вам продолжать это делать.
«Он… он знает?»
– Благодарю вас, генерал аль-Хури.
– Простите, моя госпожа?
– Никогда не возникало вопроса о том, кто собирается позволить мне вести себя определенным образом; вопрос состоял в том, кто намерен остановить меня. Благодарю вас за ответ на него.
Пожилой мужчина на мгновение качнулся назад на каблуках, глядя сверху вниз на дерзкую девушку с карими глазами, вспыхивающими разными оттенками, и маленькими ручками, которые она уперла в бедра.
– Простите, моя госпожа. Вы даже не представляете, насколько мне жаль. Но угрозы халифу… должны быть устранены.
– Я не угроза, генерал аль-Хури.
– И я намерен убедиться, что так и будет дальше.
«О боже! Откуда он знает?»
Шелковый шнур и рассвет
«Шарбан Рея подозревает, что я могу причинить вред королю».
Шарзад слушала бесконечную болтовню Деспины, пока они проводили остаток дня, отдыхая в теплых водах новейшего дополнения дворца; она комментировала слова служанки, когда они были уместны, и подшучивала над ней, если ей что-то не нравилось.
Но ее разум не давал ей даже минутной передышки.
«Что, если он расскажет что-нибудь халифу?
Насколько он осведомлен? Как он узнал об этом?»
Сейчас, много часов спустя, она сидела на кровати в своей темной комнате…
Снова как в самом начале.
Она глядела на дверь и отгоняла прочь демонов.
Шарзад была одета в свободные шелковые шаровары и обтягивающий, с широкими бретельками на каждом плече, топ глубокого фиолетового цвета. Ожерелье и тонкая цепочка у нее на талии украшали аметисты, окруженные маленькими бледно-розовыми бриллиантами. В ушах и на лбу девушки блестели большие драгоценные слезинки пурпурного и золотого цвета. Ее длинные волосы ниспадали блестящими волнами по спине.
Шарзад желала, чтобы дверь открылась под силой ее решительного взгляда. Встретив такую же стоическую тишину, как и всегда, она встала с кровати и начала ходить по комнате.
«К этому времени он уже, как правило, здесь».
Не желая оставить свою судьбу в чужих руках и будучи не в состоянии сделать это, девушка подошла к дверям и открыла одну.
Раджпут повернулся на месте, его рука покоилась на рукояти тальвара.
Шарзад почувствовала, как страх пиявкой присосался к сердцу… ощутила, как он тянул вниз уголки ее глаз и рта.
– Ты… ты знаешь, он… – попыталась девушка сказать что-то и стиснула зубы. – Он идет? – спросила она.
Раджпут только смотрел на нее сверху вниз, смертельная статуя из мышц и угрозы.
– Можешь сказать мне, где он? – потребовала она; теноровый тон ее голоса явно пытался компенсировать убывающее мужество.
При этом Шарзад увидела крошечную искру ответа в его темном как ночь взгляде.
«Жалость?
Он… жалеет меня?»
Она захлопнула дверь и прислонилась к ней, ее грудь начала вздрагивать.
«Нет».
Шарзад подавила рыдание.
«Хватит. Уже достаточно».
Девушка выпрямилась и с высоко поднятой головой пошла к кровати. Она упала спиной на шелковые подушки, все еще не отводя взгляда от двери.
– Он придет, – сказала она в темноту.
«Я знаю».
Когда ухватилась за эту последнюю нить надежды, в голове Шарзад продолжали крутиться два слова, дразнившие… преследующие своим значением, которого она не должна была понять.
Эти два слова произнес мальчишка, и он был меньше чем никем.
Эти два слова давали ей волю бороться с демонами:
«Моя королева».
* * *Скрип открывающихся дверей пробудил Шарзад от беспокойного полусна.
И свет чистой зари, что пробивался через деревянные ставни, вынудил ее вскочить с кровати.
На пороге стояло четверо солдат.
Шарзад одернула помятую одежду и прочистила горло.
– Разве не принято вначале стучать?
Все они смотрели мимо нее, не отвечая. В их глазах был признак мрачной отрешенности.
Шарзад сложила руки за спиной, заставляя себя стоять ровно.
– Что вы тут делаете?
Не говоря ни слова, солдат, стоявший спереди, шагнул в комнату и двинулся к Шарзад, все еще глядя в точку за ней…
Как будто ее не существовало.
Ее сердце. Ее сердце.
– Я задала вам вопрос!
Солдат взял ее за плечо. Когда Шарзад потянулась, чтобы отбросить его руку, он схватил девушку за тонкое запястье и крепко сжал.
– Не… не трогай меня!
Солдат кивнул своим подчиненным, и еще один угрюмый грубиян вцепился в ее руку.
Кровь поднялась по телу Шарзад со стремительно возрастающей смесью ужаса и ярости.
– Остановитесь!
Они потащили ее из комнаты.
Когда она принялась выкручиваться и брыкаться, просто подняли над полом, будто она была связанной дичью, пойманной чисто из спортивного интереса.
– Где халиф? – выкрикнула она.
«Прекрати! Не умоляй».
– Я хочу поговорить с халифом!
Ни один из солдат даже не взглянул на нее.
– Послушайте! – закричала она. – Пожалуйста!
Они продолжали полунести-полутащить ее боровшееся изо всех сил тело вниз по мраморным залам дворца.
Слуги, мимо которых они проходили, прятали взгляды.
Им все было известно. Так же, как и солдатам.
Здесь было не на что смотреть.
И тогда Шарзад осознала неизбежную истину.
Она была никем. Она ничего не значила.
«Ни для солдат. Ни для слуг».
Она перестала бороться и подняла голову.
И плотно сжала губы.
«Баба и Ирза.
Шива… и Тарик».
Она что-то значила для них. И она не посрамит их память о ней, устраивая сцену.
Ее неудача уже была достаточным позором.
Когда солдаты открыли двери, ведущие к рассвету, и Шарзад увидела перед собой собственную смерть, именно эта последняя мысль надавила на нее своим грузом, окончательно сломав плотину.
«Шива».
