Закон дитто - Анна Щучкина
Тук-тук-тук-тук.
Палка издала какой-то неправильный стук. Я остановился и опять постучал.
Тук.
Высокая белая стена тянулась вдоль всего сада. Он был огромный, но я уже успел облазить его везде. Больше мне никуда не разрешалось выходить. Только дворец, сад и мои нянюшки. Недавно мама взяла меня на прием к стражам! Я был так рад. Они же великие воины! Хотя мама их не очень жаловала, а отец говорил о них с холодной сдержанностью. Но я-то знал, что лучше их никого нет. Настоящие воины, сражающиеся с этими ужасными существами!
…Тук.
Нет, это стена какая-то не такая. Я прислонился к камню ухом. Но что не так… что-то… Внезапно зачесались рога, заставив меня чихнуть. Как-то жутко щекотно и странно! Я попробовал стукнуть веткой…
…и провалился.
Мой крик потонул в мягком чем-то, на что я упал. Брр, холодно. Пахнуло ароматной выпечкой, теплый воздух заставил встать дыбом волосы на голове. Хлеб тетушки Ризи? Она иногда угощала меня, втихую, чтобы мать не отобрала, и вечно называла «бедным дитя». Но мы же богаче всех в империи, а тетушка упорно продолжала звать меня «бедным»… У отца всегда самые, как там… престижные! Престижные балы. Мать расхаживает в самых дорогих платьях, а мне покупают столько слуг, сколько захочется.
Я встал и отряхнул короткие штанишки, которые должны остаться белыми к вечернему омовению. Иначе мне снова…
Синяк на животе заныл.
И где я?
Стены скользили под рукой. Шаги были мягкими и тихими. Так… это мох. Запахи старые и затхлые. Повел носом, принюхался. Ветерок шел… туда!
Глаза-то все видели – это тоннель. Узкий, длинный. Света нет, но даже темной ночью я видел хорошо.
– Эй…
– Эй-эй-эй-эй… – вторило мне эхо.
Я посмотрел наверх: белый камень высоко. А почему кости целы? Косточки… Как-то при мне страж упал с такой высоты и потом со сломанной ногой три недели ходил.
Какой же я молодец!
Идем-ка, Винсент, туда, куда пойдется. Идется, бредется…
Веткой я тыкал мох, он мягко пружинил под ногами.
Шаг.
Еще шаг…
Постепенно становилось как будто светлее. И я уже не просто шел – карабкался вверх. Иногда мои руки ухали и опускались в какой-нибудь поворот, но оттуда пахло чем-то сырым и смрадным. Мне не хотелось туда идти, и я шел дальше. Потолок внезапно оказался над самой головой и пребольненько стукнул по рогам. Точнее, я стукнулся об него, попытавшись посмотреть наверх, – мои и так небольшие рога резко чиркнули по белому камню, выбив искру. Пришлось пригнуться, а потом и ползти по мху, которого становилось все меньше. Ветка очень мешалась, и я бросил ее. Скоро руки нащупали теплый каменный пол.
И куда же это я попал? И сколько уже ползу? Животик тихонько заурчал, вторя моим мыслям. А потом тоннель закончился.
Светло, очень светло! Я моргнул, прищурился, и зрение показало четкую картинку. Решетка? Очень толстая, и просветы между прутьями совсем узенькие и маленькие, даже для моих глаз.
– Что вы сделали?
– Устранила предателей империи.
Голоса! Значит… я подполз ближе и посмотрел вниз. Ну, точно! Мать и отец! Очень далеко внизу. А это папин второй кабинет! Вот стол, два стеллажа, вот высокое окно и эти тяжелые зеленые шторы, за которыми мог спрятаться любой. Скорее всего, там сейчас стоит Густаво, начальник императорской стражи. А я же прям под потолком! Высоко! И никто меня точно не увидит. Сейчас как напугаю их… Я набрал воздуха, собираясь крикнуть: «Винсент тут!»
Шлеп. Мама тихо вскрикнула. Папа брезгливо вытер ладонь платком, который почтительно подал слуга в зеленом камзоле. Сложил руки замком и сказал, пока мама держалась за покрасневшую щеку:
– Освободить императорский кабинет.
Слуги поклонились и вышли, стражник (ой, я угадал, точно Густаво!) отогнул штору и тенью скользнул в сторону дверей. Щелк, звяк, родители остались одни.
Мне перехотелось кричать. Сердце колотилось как бешеное – я впервые в жизни видел, как отец ударил мать. Мой хороший, самый добрый отец. Меня затопил странный восторг, что-то щекочущее и неправильное промчалось по спине и отдалось ввинчивающейся дрожью в рогах. Это неправильно, но так… справедливо? Я закусил губу и почти впечатался носом в решетку. И стал внимательно слушать.
– Как вы посмели действовать без моего ведома?
Отец нависал над побледневшей императрицей. Он был на полторы головы выше ее, черные волосы как обычно ниспадали на шею. Зеленые чешуйки камзола переливались в свете масляных ламп. Каждое его слово еще больше втаптывало мать в белоснежный пол с зелеными узорами. Глаза императрицы сверкнули, губы задрожали, и она, отняв руку от лица, быстро сказала:
– Я устранила угрозу нашему правлению! Вам разве не доносили возмутительные слухи? Разве не вы направили этих тварей убить Александра? Разве не с вашей подачи леса наводнили артамы?!
– Убить, а не заключать договор с бастардом, дрянь! – Несмотря на некрасивые слова, его голос был спокоен. Отец вновь поднял руку.
Зеленые узоры зазмеились по полу, поднимаясь от камня и светящимися лианами оплетая мать. Она даже не попыталась как-то их заблокировать, или противостоять, или что-то, даже капли ужаса не было на ее лице! Лианы затянулись, оставив открытым только рот и огромные глаза… Красивое белоснежное платье совсем краешком виднелось, прическа спуталась, растения плотным коконом держали ее, не давая двинуться.
Я почти не дышал. Восторг сменился ужасом, холодным пятном растекавшимся в желудке. Руки мелко задрожали. Отец был дитто зеленого дракона, все знали, но он редко пользовался силами. И эти сияющие лианы показались мне страшнее змееросовых клубков.
– Вы прекрасная лгунья, дорогая. Но вы забыли, на чьем поле играете.
Она всегда так делала. Лгала и лгала. Я сжал кулаки, возликовав. Оказывается, отец об этом прекрасно знал! Правда, про поле было совсем непонятно…
– Стоило хотя бы на крупицу песка задуматься о том, к чему приведут ваши опрометчивые и тщеславные поступки. Как это скажется на императорской семье.
Мать расхохоталась и выплюнула:
– Дорогой, я всегда думаю о нас. Больше, чем вы можете себе представить. Думаете, пощечина унизит меня? Вы потеряли хватку, – хищно улыбнулась она. – Смерть Александра, этого драконьего выродка Корс, была неизбежна. С помощью Костераля и Джеймса его смерть прошла с наименьшими потерями и последствиями для нас. А с договором все просто – неужели вы не найдете никакого, скажем, пустякового повода обойти наше соглашение с Костералем?
Отец отвернулся от матери – она продолжала стоять опутанная – и дошел до стола. Сел и вытащил какие-то бумаги. Обмакнул перо в
