Жорж Милославский. Время - вперед! - Юрий Ра
— Да, Семен Изяславович.
— Хм, обещания, данные гоем еврею, не обязательны к исполнению. Так что легко могу пообещать.
Рапопорт чуть не вскрикнул «Наоборот!», но вовремя опомнился. Не надо так подставляться, гад его явно провоцирует. Ехать всего двадцать часов, уже даже девятнадцать. Сейчас он переоденется и ляжет спать, минус десять часов еще. А там как-нибудь дотянет до цели. И молча, всё время молча, «язык мой — враг мой».
Спутница попалась нормальная, не истеричка, вроде. Даже не заплакала. Оделась, конечно, не по-походному, но тут опыт нужен. Опыт дело наживное. Надо было сесть напротив, а не рядом, тогда вид был открывался приятнее. С другой стороны, Изя сел напротив, сидеть рядом с ним — увольте! Запах от дядьки не очень, и он шире. И скандалить удобнее, глядя в глаза противнику. Сейчас организуем спартанский быт, перекусим, чем мама наделила, расслабимся и попробуем получить удовольствие от дороги.
Женя сидела и думала, что этот Жорж прав, он один из всех оделся наиболее подходяще. Явно импортный спортивный костюм необычного фиолетового цвета удобнее в поезде, чем брюки, сорочка с галстуком и пиджак Изи Славовича, как его Жорж назвал. Ну и сама оделась не шибко подходяще: светлая юбка до колен, блузка и бежевая вязаная кофточка очень быстро в вагоне оботрутся и будут выглядеть как минимум неряшливо, а то и грязно. С другой стороны, ехать сюда из Тулы в спортивном костюме блеклого синего цвета с растянутыми коленками и локтями… Ты откуда сбежала, девочка, с тренировки? Жоре, как его, Милославскому, хорошо, он из богатеньких, видно. И отец провожал в форме, начальство какое-нибудь железнодорожное. А тут всё как у всех. Даже комитет комсомола отправлял не просто как активную комсомолку, а с наказом во всем помогать Милославскому. А чем помогать, не сказали. Еще и задание назвали секретным, как у Зои Космодемьянской.
Милославский встал и молча куда-то ушел. Похоже, ему и в голову не пришло спросить разрешения у Рапопорта. Так и вырастают из этих красавчиков люди, которым всё можно. Погодите, если бы Жорж был из детей крупных шишек, их сопровождающий бы точно знал и не пытался орать. Не сходится. Когда мальчик вернулся, ушел переодеваться Изя с трениками в руках. Наш человек — материальчик такой же, как на жениных спортивках. В это время пришла проводница с улыбкой в пол-лица: «Вот ребятки, ваше постельное белье, сами заправите? Угу, а чаёк я попозже принесу, чтоб вы в чай и на еду не натрясли, обустраивайтесь».
Милославский встал, взял одну простынь и привязал за концы к трубкам в проходе купе, получилась настоящая ширма. «Переодевайся, Женя. Я снаружи подежурю». А что, так можно было?! То есть в плацкарте можно переодеваться по-человечески, а не в туалете, где и снятую одежу не положить без риска уронит в вонючую грязь! Да уж, опытного путешественника видно сразу. И издалека. Голос снаружи известил кого-то, что что-то нельзя, надо подождать. Скорее всего, Рапопорт их вернулся, если только не новый пассажир прискакал. Переодевшись, Женя сняла простынь и пригласила попутчиков. Она решила, что Жорж в дорожном, а сопровождающий в туалете успешно переоделся уже. Легкое амбре советского общественного санузла не оставляло иных трактовок — да, именно там. А судя по лицу, Изя Славович слегка обалдел от того, как можно было организовать этот процесс иначе. Век живи, век учись.
Под звон ложек в купе вплыл чаёк. Не сам, естественно, а в руках снова улыбающейся проводницы. «На здоровьице, ребятки!» и ушла. Денег не потребовала.
— Ой, а почему четыре стакана чая? Нас же трое.
— Такая у меня в дороге традиция, начинать чаёвничать с пары стаканов. Пара тебе, пара мне.
— А Семену Изяславовичу?
— А он взрослый, сам добудет.
— А почему она деньги не взяла?
— Я заранее заплатил уже.
— И за белье? И за меня? Сколько я тебе должна за всё?
— За белье рупь, за чай ничего, чай от души.
— Какое здесь обслуживание хорошее, проводница к пассажирам такая уважительная.
— Угу. Проводники, они такие, хороших людей чувствуют. Как собаки. В смысле, устают как собаки, ночами не спят, моют-трут, а как уважительного к ним человека увидят, и к нему с уважением. Все хотят, чтоб их уважали.
Ну и рубль «на чай» если дать, то тоже проявляешь уважение. Проводники на самом деле уважают воспитанных людей, но воспитанных и щедрых сильнее. Но эту науку Жорж сегодня не стал доводить до юной спутницы. А Изя Славович уже сам должен её выучить, если не дурак.
Глава 11 Время прибытия
Первым отбился Изя. Как я понимаю, дядька решил вообще обойтись без общения с нами, не безнадежный пациент оказался. Сразу после чая, за которым ему пришлось топать ногами (сервис не предполагает доставки чая в купе кому-попало), после половинки традиционной курицы Изя прибрался и лег почивать на нижнюю полку. Где сидел, там и полег. Про необходимость убраться за собой ему пришлось вежливо подсказать. Вежливость всегда предпочтительна. Только совсем уж тупые типы её расценивают как слабость. Такие случаи надо вычленять заранее и не провоцировать субъектов вежливостью, а давать резкий адекватный отпор. Лучше сначала смешать с дерьмом устно, чем закапывать потом по-настоящему.
Мы с Евгенией заранее распределили спальные места, а потом еще посидели, глядя в окошко. Ей, конечно, было удобнее смотреть на тускнеющее небо и проносящиеся мимо деревья, сидя около окошка. Я, во-первых, джентльмен, а во-вторых, столько уже мимо меня пробежало всяких деревьев, столько красных солнышек кувыркнулось в лес… или это каждый раз одно и то же было? Мдя, вот вопрос для глубокого размышления: если над каждым городом светит одно и то же Солнце, то почему одним его достается больше, чем другим? Почему вообще всегда всего одним дофига, а другим нифига? Ответ всплыл через пару минут: потому что всех много, а всего мало! Честные люди бросаются распределять всё поровну, но хитрованы норовят их толкнуть под руку, чтоб кому-то досталось чуть больше. Занесло меня мыслями куда-то опять. Привычка думать.
— Женя, мы как спать будем? Предпочитаешь сверху или снизу?
— Я не знаю, мне всё равно. А ты как?
— Тогда чур я под тобой. Если какая ерунда приключится, тебя и не увидят. А увидят, не разглядят в темноте. Тем более, ты легкая, пташкой наверх вспорхнешь.
— Давай. Белье сейчас заправлять?
— Когда уже ложиться будем.
— Может, пока в тамбур сходим постоим?