Избушка на костях - Ксения Власова
Он замолчал, подавившись обидой, что, как кость, застряла в его глотке. В горнице воцарилась тишина. Я нашла взглядом Тима, но он смотрел не на меня – на княжича. И в его обычно равнодушном лице промелькнуло презрение. Я повернула голову к Яге. На ее губах играла чуть насмешливая, усталая улыбка той, кто ведает больше, чем говорит.
– Княжеская доля нелегка, – медленно согласилась она. – Все имеет свою цену. Править – это ведь не только кубки поднимать на пиру. Это и в законах разбираться, и во главе дружины город защищать.
– Трусливый щенок, – тихо сказал кто-то в толпе.
Княжич услышал. Он резко обернулся, его рука дернулась, и спустя мгновение в ней блеснул сорванный с пояса кинжал.
– Кто тут брешет, как пес безродный? – рявкнул он. – В глаза мне это скажи.
– Да и скажу, щенок.
Толпа расступилась, и на середину горницы шагнул дородный мужчина в летах. Волосы его были полностью седыми, а лицо покрыто сетью морщин. Но ладонь с черными старческими пятнами еще уверенно держала оружие.
Княжич зарычал и бросился на обидчика, но на его пути неожиданно, как выпрыгнувшая из норы мышь, возник Кощей. Еще миг назад он смотрел в окно и крутил в пальцах цепочку своего оберега, а теперь играючи, будто не всерьез, перехватил княжича и выбил из его руки кинжал. Томные, ленивые движения Кощея вдруг сделались острыми, быстрыми. От него пахнуло опасностью. Та ядовитым туманом обуяла всех, кто был рядом, и заставила отшатнуться. Я тоже сделала шаг назад, а затем встретилась взглядом с Кощеем. Его глаза смеялись, на их дне искрилось веселье.
– Ну же, гости дорогие! – беззаботно воскликнул он. – Не гневите хозяйку!
В распахнутые окна ворвался ветер. Он бросил в лицо каждому гостю горсть серой пыли – все, что осталось от выбеленных костей, – а затем закружил, поднял к высокому потолку и княжича, и его обидчика. Они застыли в воронке неподвижными восковыми куклами. Ветер рвал их одежду, волосы и, казалось, жаждал содрать с них и кожу. Их лица застыли в безмолвном крике, распахнутые глаза молили о помощи. Зрелище было жутким: все равно что видеть, как человек падает с обрыва, – те же замедленная смерть и понимание в глазах того, кто летит на камни. От завывания ветра заложило уши, и я накрыла их ладонями. Щурясь, оглядела горницу. Гости в едином порыве попадали на колени и уткнулись лбами в пол. Лишь Тим и Кощей устояли на ногах. Второй, запрокинув голову, смеялся – искренне и, наверное, громко, но его смех растворился в шуме ветра.
Миг, и все стихло. Княжич и его обидчик тяжелым кулем рухнули на пол. По горнице разнесся звонкий, подернутый раздражением голос Яги:
– Правило в этом доме одно: не лить кровь понапрасну.
– Прости, хозяйка, – тихо проговорил княжич.
– Неправ был, – вторил его седой обидчик.
Среди гостей пронесся вздох облегчения. Но головы так никто и не поднял.
– Кровь не водица, – уже спокойнее отозвалась Яга. На ее лице снова проступила легкая скука. – Ею не напиться. Что ж, гости, поднимайтесь. Полы у меня чистые, нет нужды натирать их парчой и шелком.
Гости, опасливо переглядываясь, встали с колен. Кое-кто из них осторожно попятился, но натолкнулся на Кощея. Тот скрестил руки и оперся спиной на дверной косяк. На губах его играла улыбка – широкая, озорная, а в руках сверкал отобранный у княжича клинок. По горнице снова пронесся тихий вздох, на этот раз полный разочарования.
– Значит, княжич, – как ни в чем не бывало продолжила Яга, – ты пришел не за советом.
– Верно. – Княжич выпрямился. Взгляд его открыто, гордо прошелся по гостям, чуть споткнулся на мне и остановился на Яге. – Помощи твоей прошу.
– Снять кандалы? – задумчиво протянула Яга. – Обрести свободу?
– Да.
Яга хмыкнула и подперла подбородок кулачком. В разрезе широкого рукава промелькнула молочно-белая кожа, оголились тонкие запястья с позвякивающими на них браслетами.
– Вижу, вижу, княжич, как рвется твое сердце из груди. Видела и то, как ты метался по горнице, точно зверь в клетке. Но вот что увижу потом, как сплетутся настоящее, прошлое и грядущее… – Она усмехнулась, сделала в воздухе пальцами странное движение, будто затянула узелок на узоре полотна. – Что ж, то дело не мое. Твердо ли твое желание получить свободу?
– Твердо, матушка, – чуть севшим голосом откликнулся княжич и нетерпеливо шагнул вперед, упал на колени перед Ягой. – Как никогда твердо.
Яга и бровью не повела, но я скорее догадалась, чем увидела, – обращение ей пришлось не по нраву. Едва заметное изменение в наклоне головы, чуть более резкий перезвон жемчужных нитей у лица: какая-то мелкая деталь, словно набежавшая на берег волна, преобразила рисунок.
– Плату потянешь?
Рука княжича потянулась к поясу, где висел мешочек с деньгами, и сжала пустоту. Яга досадливо цокнула языком.
– Не о монетах я тебе толкую, глупый княжеский отрок.
Княжич гордо вскинул голову и уверенно ударил себя кулаком в грудь.
– Я ко всему готов.
В руках Яги возникло яблоко – красное, наливное, спелое. До меня донесся его дурманящий аромат, и я сглотнула слюну. Уж, казалось бы, сыта, но яблоко так аппетитно пахнет… Откуда Яга его вытащила? Под широкими юбками, что ли, прятала?
Княжич, все еще стоявший на коленях, приподнялся. Яга вложила в его ладонь яблоко и сама сомкнула пальцы гостя на сладком угощении.
– Раз так…
Больше она ничего не сказала, но того и не требовалось. В горнице снова повисла тишина, на этот раз такая звеняще-острая, что казалось: дернешься и порежешься. Гости затаили дыхание. Я и сама, позабыв обо всем, не сводила глаз с княжича. Сердце, ухнув в пятки, на долгий-долгий миг замерло и забилось лишь после того, как княжич поднес ко рту яблоко. Тишину разрезал смачный хруст. Он, словно стрела, пущенная неприятелем, заставил гостей отшатнуться. Я и сама едва удержалась на месте. Предчувствие дурного конца обуяло грудь, придавило ее тяжелым камнем. Меня пронзило желание подхватить подол и, сверкая пятками, убежать за тридевять земель отсюда. Но было поздно.
От нечеловеческого, полного боли крика княжича я вцепилась в спинку трона. Упала бы наземь, но ворон, снова впившийся мне в кожу ногтями, будто удержал меня – тряпичную ярмарочную куклу – за нити.
Княжич катался по полу. Его спина выгнулась дугой, неестественно прямые руки и ноги вязальными спицами застряли в теле. Скрюченные пальцы скребли пол, розовые ногти удлинялись, заострялись, темнели, пока не превратились в звериные когти. Лицо, корчащееся в муках, покрылось длинной серой шерстью. Рот вытянулся и стал пастью, среди белоснежных зубов промелькнул шершавый алый язык. Миг, и вместо княжича перед нами предстал серый волк в разорванном кафтане. Мощный зверь неуверенно встал на лапы, а затем повел спиной, отряхиваясь. На пол полетели клочья дорогой ткани.
– Волк! – ахнули гости и испуганно отступили к окнам. – Зверь лесной!
Княжич замер. В желтых звериных глазах отразился ужас. Пасть распахнулась, и из нее вырвался скулеж. Волк поджал хвост и посмотрел на Ягу.
– Ты жаждал нестись по полям и лесам, не скованный ни долгом, ни честью, – сказала она и сложила руки на коленях. Зазвенели серебряные браслеты на ее запястьях. – Кто, если не зверь лесной, обладает такой волей? Беги же, теперь ты свободен, как ветер в поле. Ни отец, ни жена, ни люд простой отныне тебе не указ.
Волк испуганно закружился на месте. В его взгляде промелькнул страх, смешанный со злобой. Он оскалил зубы и бросился к Яге. Пасть едва не сомкнулась на ее лодыжке. С моего плеча сорвался ворон. Острый клюв, точно кинжал, ударил волка в нос и заставил завизжать от боли. Зверь отшатнулся, а затем зло завыл. Он принялся носиться по горнице, с грохотом сметая все со своего пути – и людей, и лавки. С каждым новым кругом волк все отчетливее пытался приблизиться к Яге, но словно невидимая сила отводила его от нее, с размахом раз за разом швыряя всей звериной тушей об пол. Гости испуганно вжались в стены, я тоже спряталась за высокую спинку трона. Тим ринулся ко мне, но его отбросило назад порывом ветра, распахнувшего все окна.
В поднявшейся суматохе лишь Кощей сохранил холодный рассудок. Приятель Яги распахнул резные двери и крикнул:
– Беги, серый волк, беги в лес! Там теперь твой дом.
Мечущийся по горнице волк резко затормозил всеми четырьмя лапами, да так,
