Некромант: Время камней - Михаил Ежов
— Ответь. Считаешь ли ты, что срок твоей службы у меня был долгим?
— Да, господин. Двенадцать лет — это долго.
— Этого достаточно, чтобы… — Эл замолчал, словно подбирая слова, — быть моим другом?
— Я предан вам всей душой, господин! Но я не понимаю…
— Я тоже, Ирвин! — перебил Эл.
Слуга изумлённо замер в седле: впервые на его памяти господин повысил голос, высказался эмоционально. Не почудилось ли ему, в самом деле⁈
Они продолжали путь молча.
Через некоторое время всадники выехали к излучине. Песчаная коса далеко выдавалась в море, и дно было таким мелким, что по нему можно было идти минут двадцать, не погружаясь с головой.
— Давай искупаемся, — предложил Эл, останавливая мутанта и спешиваясь.
— Но вы ведь никогда не разоблачаетесь на улице, — заметил Ирвин. — Это может быть опасно.
— Сегодня на мне нет панциря, — ответил Эл, расшнуровывая на груди куртку и снимая её через голову.
— Но почему, господин? — слуга выглядел поражённым и обеспокоенным. — Что-нибудь изменилось?
Ирвин смотрел на своего хозяина с непониманием, но спешился и тоже начал раздеваться.
Творилось что-то странное. Господин никогда не раздевался вне своей ванны или спальни. И всегда носил доспех. Он не выходил из дома без панциря. Ирвин часто рассматривал его. Абсолютно чёрный, с тонкой насечкой, он поражал искусной работой неизвестного мастера.
Сегодня господин не только отправился на прогулку без защиты, но и совсем разделся, оказавшись беззащитным перед стрелой возможного убийцы. Ирвин с тревогой оглядел местность. Ему казалось, что за каждой скалой, за малейшим выступом может скрываться стрелок.
— Ты идёшь? — окликнул его Эл, уже зашедший в море по щиколотку.
Его высокое, мускулистое тело казалось выточенным из белого камня. Заходящее солнце слегка золотило бледную кожу.
В воздухе остался едва уловимый, но очень знакомый слуге запах: приторные духи, которыми обильно поливался господин, словно пытался заглушить иной, не слишком приятный запах. Ирвин иногда улавливал странные сладковатые и тошнотворные нотки разложения, исходившие от Эла. Возможно, у него гнил зуб?
— Да, господин, — Ирвин потрогал воду ногой и поморщился: она была ледяной.
Но он взял себя в руки и пошёл вслед за хозяином, который спокойно отдалялся от берега.
— Скажи, Ирвин, почему ты до сих пор со мной? — спросил Эл через плечо. — Разве ты не хочешь обзавестись семьёй и коротать остаток жизни в покое? Я ведь хорошо платил тебе. Наверное, ты накопил достаточную сумму, чтобы приобрести землю и дом.
— Да, господин, вы всегда были очень щедры. Но мне не хочется покидать вас. Спокойная жизнь не для меня, иначе я не отправился бы с вами во все те путешествия, которые вы предпринимали.
— И ты не собираешься завести своё хозяйство?
— Нет, господин. Разве что вы сами прогоните меня. Но вы ведь не собираетесь, нет? — голос Ирвина испуганно дрогнул. — Вы же не поэтому заговорили обо всём этом?
— Не знаю, Ирвин, — Эл взглянул на бледный месяц, висящий над фиолетовыми облаками. Тот напоминал лезвие секиры палача. — Мне кажется, ты уже оказал мне все услуги, которые мог. И даже больше, чем следовало.
— Что вы хотите сказать?
— Ты ведь не знаешь, что я не могу иметь детей? — спросил Эл, продолжая идти вперёд.
Ответом ему было молчание. Потом Ирвин проговорил:
— Но ведь госпожа Маэрлинна беременна.
— И это удивляет меня. Полагаю, что тебя — нет.
— Что вы… имеете в виду?
— Не притворяйся, Ирвин. Я знаю, что никто, кроме тебя, не мог этого сделать. И я слышу, как изменился твой голос. Он стал глуше и дрожит. Ответь, зачем? Я думал, ты мне предан, — в скрипучем голосе Эла слышались боль и разочарование.
Интонации, которых прежде не слышал Ирвин.
— Да, господин! — лицо слуги пылало от смущения и стыда. — Вы правы, это… мой ребёнок. Вернее, ваш! Он должен был быть вашим. Госпожа Маэрлинна подозревала, что у вас не может быть детей, и она попросила меня… Словом, она знала, что я вам предан и готов на всё. Ради вас, господин! Она очень любит вас и хотела, чтобы… Вы должны были считать, что он ваш. Вы были бы счастливы!
— Я не могу иметь детей никогда, Ирвин, — Эл остановился и, наконец, обернулся. Вода доходила ему до пояса. — Вы оба ошиблись.
— Простите меня, господин! Я согласился на это ради вас! Клянусь всеми богами!
Ирвин дрожал, но не от холода. Напротив, он чувствовал жар, охвативший всё тело.
— Поплыли до тех рифов, — Эл указал на чёрные, похожие на акульи зубы, скалы у разрушенного маяка.
Он погрузился в воду и широкими саженями направился к ним. Постояв в нерешительности секунд пять, Ирвин последовал за своим господином.
Они плыли долго, пока не достигли чёрных рифов. Ирвин думал, что они повернут назад или вылезут, чтобы отдышаться (он бы предпочёл последнее), но его хозяин вдруг нырнул.
Прошло несколько секунд, но море оставалось спокойным — нигде не показывались ни пузыри, ни человеческая голова. Ирвин слегка забеспокоился.
Что, если хозяин утопился⁈
Нужно что-то предпринять, но что⁈
Ирвин подплыл к скале и уцепился одной рукой за скользкий мокрый выступ. Было холодно и страшно. Он вдруг почувствовал себя одиноким среди водного простора, и даже камень под ладонями не добавлял уверенности. Если хозяин бросил его, то как он вернётся в башню и посмотрит в глаза госпоже? Нет, уж лучше вечно сидеть на берегу, дожидаясь, пока море выбросит на песок тело! Ирвин с тревогой вглядывался в буруны, надеясь, что над ними всё же покажется черноволосая голова.
Вдруг что-то схватило его за ноги и потащило вниз, под воду. Ирвин не успел даже вскрикнуть и набрать воздуха. Он погрузился, пуская пузыри и глотая солёную тёмную воду. Нечто держало крепко и тащило всё ниже — туда, где было так холодно, что сердце останавливалось. Жара Ирвин больше не чувствовал.
Потом его щиколотку захлестнула узкая петля. Верёвка! Врезавшись в кожу, она крепко держала, словно была другим концом прикреплена ко дну. Ирвин почувствовал, что жить ему осталось всего несколько секунд, и открыл глаза. Он увидел перед собой размытое пятно. Это через толщу воды светлело лицо господина. Ирвин встретился взглядом с двумя точками неподвижных чёрных глаз, от которых исходило зелёное сияние, и понял, что
