Муцянь - Джин Соул
19
Расчёсывание волос
На исходе второй недели Чэнь Ло принялся уговаривать Сяоциня, чтобы тот позволил ему если уж не сесть, то хотя бы с боку на бок переворачиваться. Лежать на спине и разглядывать потолок он уже устал, хотелось бы обозреть и горизонты.
– У меня так пролежни появятся, – сказал он, просовывая ладони под поясницу. Она, казалось, потеряла подвижность, и он поймал себя на мысли, что теперь его парчовый карп с трудом мог бы резвиться в лотосовом пруду.
Сяоцинь назвал его опасения глупыми, но, устав от каждодневного нытья, позволил-таки Чэнь Ло сесть, оговорившись, чтобы тот не вздумал спускать ноги с лежанки. Чэнь Ло на всё был согласен, только бы не лежать лёжнем. Но сесть ему удалось лишь с помощью мальчишки, сам он не смог.
– Вот, – разворчался он тут же, – я себе всё отлежал, даже сесть самостоятельно не могу, скоро руки и ноги отнимутся, я их уже не чувствую.
– Сесть ты не можешь, потому что ослаб от потери крови, – возразил Сяоцинь со снисходительностью, с какой взрослые выслушивают доводы неразумных детей. – И не выдумывай, ничего у тебя не отнимется. Видишь, – добавил он, уколов ногу Чэнь Ло иголкой и восхитительным образом игнорируя его возмущение по этому поводу, – всё ты чувствуешь, иначе бы не вопил так. Можешь сгибать колени, только медленно, чтобы кровь не разогналась, это укрепит мышцы. И швыряться в меня подушками тоже не стоит, – добавил он, ловко поймав набитую сеном подушку, которую бросил в него рассерженный Чэнь Ло. – Ну вот, я же говорил…
От этого движения рана заныла, Чэнь Ло побледнел и схватился за грудь. Сяоцинь покачал головой и, пораздумав, дал ему две пилюли вместо одной. После он скрылся за ширмой и занялся какими-то своими делами.
Чэнь Ло, несколько придя в себя, принялся озираться. Он полагал, что сидя разглядит больше, чем лёжа, но ширма была высокая и скрывала остальную часть дома. Единственное, он увидел на полу позади ширмы узкую полосу солнечного света и понял, что окно в доме всё-таки есть.
Вернулся Сяоцинь – с широким деревянным гребнем – и объявил:
– Я тебя причешу.
– Зачем? – насторожился Чэнь Ло. Расчёсывание волос было процессом интимным, прикасаться к ним могли только очень близкие люди. Ему бы не хотелось, чтобы этот мальчишка прикасался к его волосам.
– Пока ты лежал, я не мог этого сделать, – объяснил Сяоцинь. – А они у тебя спутались. И сор набился.
– Какой сор? – совершенно изумился Чэнь Ло.
– Лесной. Пока я тебя тащил, – несколько смутившись, ответил Сяоцинь.
Чэнь Ло сообразил, что из леса мальчишка, должно быть, тащил его волоком. На себя он его взвалить и отнести на закорках, понятное дело, не смог бы: разница в весе существенная.
– Дай мне гребень, я сам, – повелительно сказал Чэнь Ло.
Но Сяоцинь спрятал гребень за спину и помотал головой:
– Нет. Тебе нельзя поднимать руки, кровь разгонится.
Чэнь Ло вынужден был принять его помощь. Он держался настороженно, в любой момент готовый уличить мальчишку в нечестивых помыслах, скажем, если бы тот вздумал взять прядь волос и понюхать или что-нибудь в том же духе, но Сяоцинь чинно и важно орудовал гребнем, пропуская волосы через пальцы и расчёсывая прядь за прядью.
Чэнь Ло странно себя чувствовал при этом. Лёгкое напряжение царило под кожей и раскатывалось волнами, когда гребень касался его волос у корней и съезжал по ним вниз, до самых кончиков. Он не ощущал ничего подобного, когда расчёсывался сам.
Сложно сказать, нравилось ему это чувство или вызывало неприятие.
20
«Золотая ветвь, яшмовый лист» и не-пойми-какая каша
На третьей неделе Сяоцинь позволил Чэнь Ло сидеть, спустив ноги с лежанки, но по-прежнему запрещал поднимать руки выше уровня груди. Чэнь Ло был и этому рад.
Впервые за долгое время он чувствовал босыми ступнями землю, вернее сказать – циновку, раскинутую от лежанки до ширмы. В Мяньчжао циновки плели из тростника, эта же была сделана из бамбука: молодые стебли, высушенные, расколотые вдоль надвое и связанные тонкими прочными нитями. Сяоцинь проявил предусмотрительность и раскинул циновку, когда разрешил Чэнь Ло спускать ноги с лежанки, чтобы тот не занозил ступни о трухлявые доски пола.
Сяоцинь сказал ещё, что теперь Чэнь Ло можно есть обычную пищу, и вызвался готовить обед.
– А ты сиди смирно, – велел Сяоцинь.
Судя по всему, готовил он на улице, а не в доме: сквозь щели в стенах потянуло дымком, к которому примешивался запах пищи. Но Чэнь Ло так и не смог разобрать, над чем кашеварил Сяоцинь, когда тот принёс ему миску с горячей, ещё дымящейся кашей. То ли он уже отвык от запаха и вкуса обычной еды, пропитавшись насквозь травяными отварами и гранатовыми пилюлями, то ли сварено это было из какой-то неизвестной крупы. Чэнь Ло понюхал кашу, подцепил слипшийся комок разваренных зёрен деревянной ложкой и повертел из стороны в сторону, размышляя, что это и почему не отлипает от ложки, хотя каша сама по себе жидкая.
– Что это? – спросил он наконец, всё ещё не решаясь отправить ложку в рот.
– Каша. Разве сам не видишь? – обиделся Сяоцинь.
– Я имею в виду… хм… Что это за каша? Из чего она сварена? – уточнил вопрос Чэнь Ло. – Это ведь не рис?
– Откуда в лесу рис? – фыркнул Сяоцинь.
«Ага, так эта каша сварена из каких-то лесных зёрен», – понял Чэнь Ло.
– И… со мной ничего не сделается, если я это съем? – спросил он. – Ты уверен, что эти зёрна – чем бы они ни были – съедобны?
Сяоцинь посмотрел на него таким взглядом, что Чэнь Ло опять почувствовал себя дураком.
– Это же обычный горох, – сказал мальчишка. – Ты что, никогда не видел и не ел гороха?
– Хм… нет, – смутился Чэнь Ло.
– Да-а, – протянул Сяоцинь, разглядывая Чэнь Ло, как какую-то диковинку, – вот уж точно «золотая ветвь, яшмовый лист»[20].
То, что мальчишка насмехается над его происхождением, Чэнь Ло не понравилось. Действительно, в доме градоначальника подавали только белый рис, непозволительную роскошь для простолюдинов, но семья Чэнь была богата и могла себе это позволить. К рису всегда полагалось не меньше дюжины закусок из мяса, рыбы и овощей. Когда кто-то болел, в кашу добавляли овёс, поскольку считалось, что овсяной отвар целебен. А в цинлоу ему как-то довелось попробовать похлёбку из пшеницы: слуга перепутал заказ. Обо всём прочем Чэнь Ло имел смутное представление.
– Это лесной горох, – сказал Сяоцинь. – Им быстро наедаешься, и он полезный.
– Мышиный горох? – брезгливо переспросил Чэнь Ло.
– Не мышиный, а лесной, – всплеснул руками мальчишка. – Дикорос. Знаешь, что это такое?
Чэнь Ло издал неопределённое мычание и опять воззрился на ложку с кашей. Цвет, к слову, тоже доверия не внушал.
– Птицы растаскивают зёрна, те падают в землю и прорастают, – терпеливо принялся объяснять Сяоцинь, выхватив ложку и толкая её в губы Чэнь Ло. – Если хорошенько поискать, то можно найти и дикорастущую пшеницу.
