Когда луна окрасится в алый - Анна Кей
Тетсуя покачнулся, не в силах ровно устоять на ногах, и вцепился руками в голову с такой силой, что нельзя было сказать однозначно, пытается ли он успокоить головную боль или же намерен рвать на себе волосы. Генко нахмурилась, наблюдая. Тетсуя стонал, качал головой, пытался массировать виски, но тут его ноги подкосились.
Йосинори мгновенно подскочил к Тетсуе, подхватил, не позволив упасть, и приложил к его лбу два пальца, сосредоточенно закрыв глаза. Сора и Генко благоразумно молчали в ожидании, но в их позах читалось напряжение, будто они уже о чем-то догадались.
– На нем проклятие, которое не дает видеть истину, – спустя долгие несколько минут произнес Йосинори, нахмурившись и подтвердив мысли ёкаев. Генко и Сора переглянулись, будто обменялись какими-то соображениями, но быстро сосредоточились на потерявшем сознание Тетсуе. Он тяжело дышал, лоб покрыла испарина, тело сотрясала крупная дрожь, словно в лихорадке.
Генко презрительно поджала губы и отвернулась, невольно задумавшись и коря себя за легкомыслие и беззаботность. Проклятие, конечно, могло стать причиной столь сильной ненависти местных к ней, но сколько же кто-то был готов потратить своих сил на то, чтобы вся Сиракава поколениями ее ненавидела? И как долго это могло продолжаться? Неужели все эти столетия люди желали ей смерти только из-за того, что кто-то наслал на них проклятие? Звучало слишком безумно, но… но не нереально.
Усыпленная горем от потери возлюбленного, а после медленно пробуждаемая редкими встречами с ками и ёкаями, могла ли Генко упустить момент, когда деревню прокляли? Гнев на себя поднялся из глубины души, подтверждая, что да, она могла. Могла забыться настолько, что не замечала очевидного. Вот только зачем это кому-то понадобилось? Чтобы ослабить ее? Даже в изгнании она оставалась слугой Инари, поэтому получала силу от тех молитв, с которыми сиракавцы обращались к богине. Но почему же до нее доходили только крупицы энергии, в то время как она растрачивала почти всю свою ки? Могло ли быть в этом виновато проклятие?
– Я доставлю Тетсую домой и присмотрю за ним. И про проклятие попробую разузнать, – поклонился тем временем Сора, нарушив гнетущую тишину, но Генко лишь небрежно от него отмахнулась, погруженная в свои мысли. – Я навещу вас в ближайшее время, моя госпожа. Прошу прощения, что прибыл так поздно и не смог помочь.
Уверенно приблизившись к Йосинори, Сора забрал Тетсую из его рук и, коротко кивнув, растворился в невесть откуда взявшемся тумане.
– Встретимся через три дня в храме Инари. – Генко не обернулась, демонстрируя Йосинори обнаженную руку, ровную напряженную спину и подрагивающие черные хвосты. – Сикигами вернется, как только проводит меня до дома.
– Благодарю.
Генко не видела, но была уверена, что оммёдзи поклонился, и коротко, даже резко кивнула ему в ответ.
– Я буду рад увидеть вас в более спокойной обстановке.
Не говоря более ни слова, Генко крепко взяла за руку сикигами Тайин и позволила туману, что брал начало в Ёми и укрывал ёкаев от взгляда людей, поглотить ее. День был тяжелым, и все они заслужили отдых.
И о том, насколько же в действительности сильным был этот оммёдзи Йосинори, раз мог так легко повелевать такими могущественными сикигами, как дюжина генералов, Генко намеревалась поразмышлять после, когда залижет раны, подлечит своих преданных лисиц и обдумает то, что только что узнала.
Глава 7. Владелица проклятых глаз
– Красивая вроде, но какой от того прок? Тьфу, о чем только родители думали… – Укутанная в многослойное кимоно крупная женщина со столь густо нанесенными белилами, что те едва не осыпались с ее лица, презрительно скривилась, когда Аямэ попросила кувшин саке и закуску к нему.
Сендай совсем недавно обрел статус города, а местные весьма быстро приняли новую данность и теперь кичились тем, что стали называться горожанами. Вероятно, это и послужило причиной того, что каждая мало-мальски образованная женщина Сендая с деньгами за пазухой возомнила себя высокородной дамой.
– Просто принесите мне выпивку, – ровно произнесла Аямэ, ковыряясь в рисе и не поднимая головы.
– Нет! – еще громче сказала хозяйка постоялого двора, чтобы слышали все посетители. – Малолетней девице, которая манерам не обучена, я ничего подавать не буду!
Со всех сторон послышались перешептывания, в большинстве своем осуждающие, но Аямэ и на это никак не отреагировала, продолжая смотреть на еду, которую лишь немного попробовала. Рис был плохо сварен, тунец – несвеж, а маринованные овощи – старыми, из-за чего слишком кислили. Какой здесь чай, Аямэ и думать не хотела, потому и попросила саке. Оно уж точно перебьет послевкусие от столь паршивого обеда.
– Какая разница, кому нести саке, если покупатель платит?
– Я владею этой гостиницей уже восемь лет, это приличное заведение, где… – принялась разглагольствовать в воцарившейся тишине женщина, но была дерзко прервана.
Аямэ громко, так, что это услышали все, кто следил за разговором, фыркнула. Порядочные девушки так не делали. А еще они не носили мужскую одежду, не путешествовали в одиночестве, а потому не останавливались на постоялых дворах и не пили алкоголь. Выходило, что Аямэ не была порядочной, но ей было на это абсолютно плевать. Как и на мнение хозяйки, да и всех посетителей ее гостиницы.
– И все восемь лет вы подавали такие дрянные блюда? Как вы еще не закрылись, даже не понимаю, – произнесла Аямэ, гоняя хаси[48] еду по тарелке.
Хозяйка задохнулась от возмущения: мало того что девица назвала ее блюда невкусными, так еще и хамила.
– Ах ты!..
Аямэ подняла голову впервые за то время, как вошла на постоялый двор. Кукольное личико, маленький рот с алыми губами, аккуратный и чуть вздернутый нос, угольно-черные брови и большие глаза, которые были бы красивыми, если бы не их цвет – прозрачно-голубой, слишком яркий, неестественного оттенка.
– Кто я?
Играть добропорядочную девушку все равно не выходило. Так стоило ли пытаться? Аямэ с детства старалась вести себя подобно большинству своих сверстниц, но это всегда получалось с трудом. Она пыталась быть тихой и доброй, совсем как сестрица Рэн, но и это оказалось сложно. По просьбе Йосинори она старалась просто не привлекать к себе внимания и соответствовать хотя бы половине общепринятых норм поведения, но, как показывала практика, и это ей не удавалось. Стоило ли вообще пытаться быть кем-то другим?
Хозяйке гостиницы казалось, что в затылок ей дышит смерть. Холод пробирал до самых костей, хотя в помещении было хорошо натоплено. Девушка, которую хозяйка сначала приняла за смущенную, потерянную малышку, ведь она все время смотрела в пол, а одеяния ее были и вовсе мужскими, будто она в спешке сбежала из дома, сейчас взирала на женщину так, словно могла выпотрошить человека и не поморщиться. Теперь становилось куда понятнее, что и штаны-хакама, и свободную до середины бедра накидку-хаори девушка носила умышленно, да и вряд ли откуда-то сбегала.
– Еда отвратительна, даже свиней лучшим кормят. В помещении, где подают саке, слишком жарко, чтобы гости, судя по всему, быстрее напивались, и тогда их можно будет обчистить, приписав к счету лишний кувшин. Здание лишь внешне выглядит прилично, но внутри я вижу старую мебель, которая развалится от одного удара, – пустым голосом перечисляла Аямэ, а на последней фразе и вовсе хлопнула ладонью по столу – он заскрипел и накренился. Пиала с рисом угрожающе покатилась в сторону хозяйки.
Аямэ поднялась со своего места легко и непринужденно, в какой-то степени даже лениво, и положила на перекошенный стол рё[49]. Слишком много для такого заведения.
– Пожалуй, остановлюсь в другом месте.
Хозяйка стояла, не в силах сдвинуться с места, со страхом наблюдая за тем, как Аямэ неторопливо направляется в сторону выхода. Подвыпивший мужчина лет сорока бросился ей наперерез. Немного покачиваясь из стороны в сторону, но все еще весьма уверенно держась на ногах, он грозно навис над миниатюрной Аямэ, которая выглядела совсем не впечатленной.
– Мелкая дрянь, госпожа Курихара – почитаемая дама всего нашего города, а ты так неуважительно о ней отзываешься! – не совсем четко прокричал мужчина, выдыхая густой и тошнотворный алкогольный дух.
Аямэ презрительно улыбнулась уголком губ и попробовала обойти мужчину, но тут ему на помощь подоспел еще один. Вдвоем они возвышались над Аямэ, пытаясь не то запугать, не то пристыдить, но, как ни старались, Аямэ так и продолжала выглядеть безучастной
