Истории-семена - Ольга Васильевна Ярмакова
Трон пустовал, что привело в немалое замешательство прислужника.
– Он подойдёт, Сэндэлиус, – раздался за спиной цербера медовый женский голос. Волк еле вздрогнул, тут же признав госпожу, и склонился к её ногам, когда она предстала пред ним.
Персефона, юная, цветущая дева с цветами в густых золотистых волосах, всегда немного смущала Сэндэлиуса. Её, не вязавшаяся с чернотой и строгостью дворца мягкость и ласковость, порой на грани панибратства, вводили в замешательство стражника. Другое дело, господин. Аид был не из тех, кто от наплыва чувств тает, словно свеча, хотя и его чересчур суровым прислужник назвать не мог. Возможно, в юные годы владыка подземного царства и был временами, так сказать, не в духах, но всё кардинально изменилось с приходом Персефоны. Обычно царь представал отрешённым, храня на лике холодность и безразличие. Но стоило ему поймать на себе взгляд лучистых, подобных небесам, – теперь Сэндэлиус знал, что это такое «небо», – ясных глаз супруги и его угольные очи наполнялись золотистыми искорками. Теперь-то цербер понимал – у Аида иной спутницы быть не могло.
– Мне даже интересно стало, – мягко пролепетал голосок госпожи.
Как обычно, в пику здешней моде, она облачилась в белейшую тунику, безусловно, подчёркивавшую все достоинства божественного тела.
– Что интересно тебе, моя царица?
На сей раз голос, мужской и густой, как зимняя ночь, донёсся из-за костяного трона. Из глубокой тронной тени выступил в слабый свечной свет господин, Аид собственной персоной. Чёрная, скорбная туника струилась на могучем теле, голову венчала серебряная диадема: прост и скромен царь подземного царства, как и сама смерть. Цербер склонился в повторном поклоне.
– Страж? Что случилось? По какой такой веской необходимости, ты осмелился покинуть пост?
К удивлению волка в тихом, замогильном голосе господина не было и намёка на гнев, скорее, любопытство.
– Вот и мне интересно, мой царь, – звонко прощебетала Персефона, прильнув к груди супруга.
Цербер осмелился воззриться на владыку всеми тремя головами, очи стражника полыхали багровым пламенем, кроме того, единственного глаза, что сверкал золотой звездою. Это изменение Аидом тут же было замечено, в чернильном взгляде господина вспыхнуло изумление, которое тот тут же постарался погасить.
– Господин, прошу, выслушай, – сбивчиво начал Сэндэлиус. – Никогда в жизни не осмелился бы я сойти со священного мне места, если бы не мальчишка. А всё из-за меня, вернее, головы моей, что утратил я по вине Геракла и о которой тосковал отчаянно. Я дал слово Парису, обещал замолвить слово и предстать пред очами вашими. Он там стоит и ждёт…
– Постой, постой, прислужник! – Аид выставил перед собою руки, силясь притормозить неслыханный по силе поток слов. – Объяснись, как следует, не тараторь, ушам моим больно от громких слов твоих.
На этот раз волку удалось совладать с собою. Аид узнал о Парисе, утопшем по своей воле отроке, о душе Поллукса, отца мальчика, которая недавно сошла в Тартар по вине громадного серого волка – третей части цербера. Мальчишка и пошёл вслед за отцом, чтобы упросить подземного царя, вернуть Поллукса назад, пусть и в чужом теле.
Выслушав обстоятельный рассказ цербера, господин нахмурился, глубокие тени раздумий залегли вокруг его глаз – ни искорки в них, ни всполоха. Персефона же, напротив, взирала на супруга с воодушевлением и надеждою.
– Ты понимаешь, что это идёт вразрез моим же законам, прислужник? – задумчиво изрёк, наконец, Аид. Его чёрные очи в отличие от покойного голоса взирали на стражника грозно и полнились негодованием. – Если я выполню то, о чём ты просишь, об этом узнает весь Тартар да и за его пределами тоже. Всяк вознамерится вернуться назад, тыча твоим примером, а я не смогу отказать, потому что пошёл на поводу у цербера и какого-то мальчишки, о котором, кстати, я ничего до сих пор не знал.
Тут решила вмешаться Персефона, на что, втайне, и надеялся Сэндэлиус.
– Царь мой, – залепетала она самым елейным голоском; взор её ловил угольные очи Аида, тот упрямо отводил взгляд, прекрасно ведая, что попадёт под очарование супруги, как мотылёк в сети паука. – Ты владыка Тартара и твоё слово нетленно, но и справедливо. Сэндэлиус прав, данное слово держать следует. – При этих словах царь вздрогнул и поддался-таки власти небесным очам вечно юной девы. – Кроме того, с твоего согласия Геракл, любимчик Зевса, похитил нашего стражника и изувечил того. Если бы не та давняя история, Сэндэлиус не оставил теперь пост и не дал юной душе слова.
– И что же ты предлагаешь, моя царица? – голос Аида смягчился, как воск оплавляемой свечи, в глазах заплясали искорки. – Чтобы я вернул мальчишку и его отца?! Тартар сущий! Это уже ни в какие подземные врата не идёт! Это нарушение… попрание моего уже Слова.
– Господин, – робко осмелился вклиниться в речь супругов волк, если приглушённый рык можно назвать робким, – этот мальчишка, Парис, он должен был прожить долгую жизнь. Вам ли не знать, что церберам доступно зреть судьбы смертных. Мальчик, конечно, сглупил, но он весьма достойный отрок.
– А его отец?
– Без отца семья не протянет до следующей зимы, господин.
Тут Персефона подошла к стражу и ласково тронула его за кончик носа, чёрная голова вздрогнула, но с готовностью приняла нежданную ласку. Подобные церберу создания, ласки-то толком и не ведали; для Сэндэлиуса редкие знаки доброты походили на ярчайшие вспышки молний – внезапные и пугающе притягивающие.
– Мой царь, – туманно произнесла госпожа, – ты не нарушишь закона. Если мальчик и его отец пали так или иначе по вине цербера, а, значит, косвенно, и по твоей вине, уж прости, что снова вывожу эту давнюю историю, но вернув их души наверх, ты лишь исправишь свой, так сказать, огрех. Дай мальчишке сорок лет, а его отцу – в два раза меньше. Это справедливое решение для царя.
Всё же помедлив, Аид коснулся диадемы, точно окончательно в чём-то убедившись, и сообщил тихим, величественным голосом:
– Что ж, так и быть тому. Но больше не смей сходить с места, стражник! Не прощу, так и знай. – Суровый тон тут же ушёл из голоса владыки, Аид обеспокоено вопросил. – И кто же постережёт проход в подземное царство, пока ты, прислужник, вернёшься обратным путём? Ведь как только я произнёс, всё случилось, пост уже пуст, а души скоро очухаются и хлынут к Стикс. Мне беспорядка не нужно.
– Пусть до моего
