Юрий Никитин - Придон
Придон привстал на стременах. Впереди клубилась желтая пыль, а поблескивающие металлом искорки не иначе как солнечные блики на железе доспехов. Кто видел это хоть однажды, уже не спутает с иным блеском.
– Куявы! – сказал он хриплым от жажды боя голосом. – Меривой, скачи обратно к войску!
Меривой повернул коня, но оглянулся, крикнул:
– Придон, надо возвращаться.
– Рано, – отрезал Придон.
– Да? – сказал Меривой. – Как знаешь, ты – тцар!
Он хлестнул коня, тот заржал от оскорбления и понесся со стремительностью большой хищной птицы, что догоняет убегающего зайца. Пристыженный Придон молча подал знак остальным поворачивать коней.
Когда они подъехали к лагерю, там уже носились всадники, покрикивали:
– Куявы!.. Куявы идут!..
От костров и просто с земли медленно поднимались, потягивались, неспешно брали в руки оружие. На горизонте клубится не просто пыль, ведь не облачком, пусть даже растянутым по всему горизонту, а словно бы всю полоску затянуло туманом. Двигается огромная рать, все понимали, битва будет кровавая, жестокая, возможно – последняя.
Аснерд довольно потер ладони.
– Вот видишь? – сказал он. – А ты мне голову прогрыз: где Тулей, где Тулей?.. На ловца и зверь бежит!
Придон чувствовал радостное возбуждение, но, задавливая счастливый визг, спросил недоверчиво:
– А что, ты слышишь, как они кричат: «С нами Тулей!»?
– А где же он еще будет? – удивился Аснерд. В голосе старого воеводы звучала чуть ли не обида. – Тулей – храбрый воин! Он не станет прятаться по лесам…
Меривой, что, как и его отец, мог рассмотреть волоски на лапе муравья за полет стрелы, всмотрелся, крикнул:
– Вижу стяг Тулея!
– Вот оно, – сказал Аснерд довольно. – Я ж говорю, Тулей для меня – не загадка.
– А кто для тебя загадка? – спросил Придон.
Аснерд оглядел его с головы до ног, раскрыл рот, захлопнул, улыбнулся и сказал уже весело:
– Я, конечно! Кто ж еще?
Пыльное облако приближалось медленно, но вот и оно рассеялось, артане видели, как куявское войско медленно выдвинулось вперед и остановилось настолько ровными рядами, словно передние ряды всадников уперлись в незримую стену. Их кони намного крупнее артанских скакунов, да и сами закованные в железо воины выглядят страшными несокрушимыми великанами.
Аснерд рассматривал их внимательно, усмехнулся:
– Узнаю куявов! В первые ряды выставили вантийцев.
– Все правильно, – холодно сказал Вяземайт. – Наемники, чего их жалеть?.. Но это в самом деле страшные воины, не какие-нибудь куявы. Они живут войной, драться умеют. Будь готов, что они прорвут все передние линии, врубятся в центр. Да не дрогнут и там… В центре будут люди Щецина?
Аснерд покачал головой:
– Нет, поставим новичков. Если выстоят – честь им и слава, если их сомнут, то всему войску известно: молодняк, войны еще не нюхал! А закаленные воины останутся на задних линиях.
Он приложил ладонь козырьком к глазам. Грозные ряды куявского войска в прямых лучах выглядят несокрушимыми. Он различал, если прищуривался, знаки отрядов: головы зверей, птиц, а также мечи, кинжалы и даже топоры. На щитах знатных воинов тоже видны вычеканенные головы львов, зубров, орлов.
Вяземайт покряхтывал рядом, озабоченным голосом пояснял, будто Аснерд только что из гнезда выполз, где какие войска и отряды стоят: помнил родовые знаки по прошлым войнам. Похоже, сюда стянулись все знатнейшие воины Куявии, самые отважнейшие и неустрашимые воины, кто так и не признал власть артан, но, хуже того, опытный глаз Аснерда различал знаки воинственных родов Славии, Вантита и еще каких-то кланов, явно из заморских стран. Вообще-то это нарушение, Славия или Вантит с ними не воюют, а наемники не имеют права пользоваться знаками своих родов. Если бы сейчас сообщить в Славию, что вот здесь с ее именем идут в бой, то Славия, дотянись она сюда, сама бы раздавила нарушителей, но белый свет такой, что не все в нем правильно…
За спиной нарастал грозный рокот. Артане вскакивали в седла, вскидывали топоры, вскрикивали в злом нетерпении. Старые воины, повидавшие войны, успели объяснить, что сейчас им придется сразиться уже не с куявами, хотя и тех в том войске немало, но главные противники – лучшие воины соседних стран, самые сильные и яростные из славов, вантийцев и еще бог знает из каких стран, что, как мухи на мед, слетелись на призыв богатого соседа о помощи.
У этих лучших воинов и оружие лучшее, в седлах зашиты золото и драгоценные камни, что накоплены за долгие годы службы наемниками, у них лучшие доспехи и лучшие кони, что теперь могут перейти к другим хозяевам. Аснерд видел, как быстро закипала кровь даже у закаленных множеством битв воинов, а молодежь рвалась в бой, как стая лютых псов, что готова от нетерпения перегрызть поводки.
Старые воины останавливали их, те уже готовы были ринуться в бой с нарушением приказа.
Артане медленно, сдерживаемые своими вожаками, выдвигались на свою половину поля. Передовой полк, составленный из молодых воинов, занял позицию и в нетерпении оглядывался на своих старших. Между отрядами оставались свободные дорожки, по ним промчались герои-поединщики, слава и гордость всего войска.
Первым несся знаменитый Колун, конь под ним не уступал в росте самым крупным коням куявов, но был резв и быстр, как лучшие скакуны Артании, за ним ехал на огромном, как слон, коне Уховерт, уже стареющий богатырь, а дальше на красных, как огонь, резвых скакунах мчались Зирка и Овид, герои прошлых войн, ни один из них еще не был за все время сброшен с коня, о них говорили, что на конях они вообще бессмертны, а убить их можно, только сбросив на землю.
Куявское войско стояло настолько могучее, уверенное, что Аснерду на миг показалось, что они сами начнут битву. Меклен, сверкая озорными глазами, говорил рядом Белозерцу:
– Говорят, куявы рождаются бесстрашными, доверчивыми и жадными. И все они, повзрослев, остаются жадными!
– Что куяву хорошо, – ответил Белозерц глубокомысленно, – то свинье смерть. Сегодня умоются кровью те, кто усомнится в нашем миролюбии! Ишь, в железе… Богатые, значит! Все наворовали, гады. А мы бедные, зато честные.
Он все больше выдвигал коня, наконец тот оказался впереди неровного артанского строя настолько, что Белозерц сам удивился, а потом, удивившись, понял, что он как бы сам себя выставил поединщиком. Конь махнул хвостом, заржал довольно, там было тесно, а здесь простор, сделал еще пару шагов вперед.
Белозерц оглянулся, буркнул:
– Живем один раз. А разговоров…
Стегнул коня и послал его легкой рысью в сторону железного строя. Куявы сразу опустили длинные копья. Белозерц разогнал коня, и, когда казалось, сейчас всей тяжестью врежется в эту ощетинившуюся стену, он с силой метнул дротик, повернул коня и, промчавшись по короткой дуге, вернулся обратно.
