Ловец Мечей - Кассандра Клэр
– Вы хотели поговорить со мной? – спросил Кел, пряча медальон в рукав.
– Да, хотел. Выбор всегда есть, – заметил Сарду. – Говорят, вы ушли с этого фарса, «приветственной церемонии» на площади. Вы продемонстрировали лояльность.
Кел прищурился. «Вы продемонстрировали лояльность». Лояльность кому? Он просто хотел подбодрить Конора, и ему не приходило в голову, что его поступок может быть интерпретирован как-то иначе. Теперь стало ясно, что некоторые приняли его за выражение протеста.
Сарду продолжал:
– Если вы пожелаете обсудить возможные варианты… Например, давление на некоторых лиц, с помощью которого можно избежать этого брака…
Последнее слово он произнес с отвращением.
Кел вспомнил Фаустена.
– Есть люди, желающие уничтожить Дом Аврелианов, – вполголоса произнес он.
Сарду даже отшатнулся.
– Уничтожить Дом Аврелианов? Ни в коем случае. Я желаю только одного: избавить их от слабостей, сделать наш царствующий дом сильным.
Кел вглядывался в лицо аристократа. Он знал, что должен остаться, надавить на Сарду, постараться выяснить больше. Но внезапно ощутил отвращение ко всему этому: к Королю Старьевщиков, к Просперу Беку, ко лжи, которую он говорил Конору, к поступку, который сам только что совершил, оставшись наедине с Антонеттой. Он был противен сам себе за то, что открыл медальон.
Антонетта носила этот медальон с детства; наверняка восемь лет назад она по какой-то причине спрятала туда колечко из травы и забыла о нем. Но все равно Кел понимал, что он последний человек, которому она рассказала бы об этом. Он не только обманул ее доверие, он увидел нечто, не предназначенное для посторонних глаз. И еще он не мог отделаться от мыслей о Проспере Беке. Зачем, во имя всего святого, главе преступного «синдиката» понадобилась памятка о давно забытой юношеской влюбленности?
«Ты уверен в том, что эта влюбленность забыта? – прошептал внутренний голос. – Разве твое сердце не дрогнуло, когда ты увидел засохшие травинки? Неужели известие о том, что она хранила кольцо все эти годы, ничего не значит для тебя?»
Кел давно научился игнорировать настойчивый голос, который побуждал его заглянуть к себе в душу, попытаться разобраться в себе. Он знал, что самокопание не доводит до добра. Он велел себе забыть об Антонетте и сосредоточиться на Сарду.
– Я запомню ваши слова, – медленно произнес Кел, – как слова преданного человека, желающего защитить своего короля и принца.
– Вы правы.
Кел кивнул.
– Но сейчас мне нужно идти. Его высочество, должно быть, ищет меня.
Сарду явно был разочарован.
– Разумеется.
Чувствуя на себе пристальный взгляд старого придворного, Кел ушел с террасы в дом.
Антонетта разговаривала с куртизанкой в ярком наряде. Заметив его, она улыбнулась и спросила:
– Все в порядке?
– Конечно. Вытяни руку, – попросил он и вложил в ее ладонь медальон. – Ты обронила, – объяснил он.
– Ой, какая милая вещица! – воскликнула куртизанка, разглядывая украшение. – Что вы храните внутри?
Антонетта поддела ногтем крышку медальона, и Кел похолодел.
– Да ничего. Это просто украшение. Мне нравится, когда люди думают, будто у меня есть секреты.
В эту ночь Лин опять снилась башня. Сегодня ей не пришлось ждать появления Сулемана; он стоял на краю площадки, его черный силуэт был ясно различим на фоне багровых грозовых туч. Когда он шагнул к ней, она увидела мерцающий камень-источник, вделанный в эфес его меча.
Он протянул к ней руки, и на этот раз – впервые с той ночи, когда ей начали сниться эти сны, – она позволила ему обнять себя. Позволила уложить себя на неровную каменную крышу содрогавшейся башни. Притянув его к себе, она ощутила облегчение. Она так сильно желала его – она любила его, и ненависть не смогла уничтожить эту любовь. Напротив, ненависть, казалось, подпитывала ее страсть, словно ядовитая вода, которой поливают чудовищное растение.
Она рванула в стороны ворот платья, откинула голову назад, глядя в грозовое небо. Он целовал ее обнаженную грудь, а она выгибалась навстречу ему. Его поцелуи были горячими, только они согревали ее на этих холодных камнях, на вершине башни, обдуваемой ледяным ветром. Она обняла его крепче, прижимала его к себе все теснее, теснее, и, наконец, ее рука скользнула к рукояти его меча. Продолжая сжимать коленями его тело, она резким движением выхватила меч из ножен и вонзила его Сулеману в спину. Он ахнул, и она не знала, был ли это возглас наслаждения или боли, она знала только одно: что по ее обнаженному телу струится его горячая кровь, алая, как зарево пожара…
Прошли годы, и народ Арама наконец нашел себе мирное пристанище. Люди строили дома, растили детей, но однажды король соседней страны узнал о том, что они пользуются магией, и пришел к ним во главе огромного войска. Он сказал: «Если вы станете моими подданными и будете служить мне, я оставлю вам жизнь».
И молодые люди заговорили: «Мы готовы на это, мы хотим жить в мире».
Но Иуда Макаби помнил свою королеву; он помнил то время, когда короли-чародеи пользовались людьми как орудиями. В отчаянии он покинул поселение, удалился в горы и укрылся в пещере. И воззвал к давно ушедшей королеве Адассе со словами: «Мы всегда были верны тебе, о королева, мы остались твоим народом. Что же делать нам: погибнуть с твоим именем на устах или присягнуть на верность чужому королю?»
И тогда, в пещере, Макаби было видение. Ему явилась сама Адасса.
«Книга Макаби»
Глава 22
Кела разбудил яркий свет. Портьеры не были задернуты, и ему казалось, что солнечные лучи проникают прямо в мозг. Он застонал и перевернулся на бок. Да, видимо, несмотря на все старания соблюдать умеренность, он все же вчера напился.
Он сел, распутал простыни. Солнечные лучи падали почти отвесно – наверное, уже полдень, решил Кел. Повернул голову и посмотрел на кровать Конора. Занавески оказались плотно задернуты. Видимо, у принца похмелье было еще сильнее.
После того как Антонетта продемонстрировала пустой медальон, появился Фальконет и утащил Кела прочь, сообщив, что он, Кел, просто обязан присутствовать при редчайшем событии. Оказывается, Шарлон в одной из гостиных разделся догола и велел какой-то куртизанке красить его золотой краской. Кучка зрителей билась об заклад насчет того, как скоро Шарлон потеряет сознание, надышавшись парами растворителя. Конор тоже был там; он улыбался жестокой, холодной улыбкой. Он сунул «кузену» бутылку синего вина, а дальнейшее Кел уже не помнил.
Он лег обратно и уставился в потолок. Но мысль об
