Юрий Никитин - Придон
– И что теперь?
Гогл снова поклонился, теперь в его глазах мелькнул стыд, а щеки покраснели.
– Достопочтенный бер Мирошник распорядился, чтобы они вас увидели. Придется, дорогая Итания, вам… простите… явиться. Это старые, заслуженные люди. К ним на поклон ходит даже наместник. Это не сегодня, нет! Старейшин очень утомил сегодняшний день. Но завтра в это же время вам придется показаться им всем сразу.
– А что говорят артане?
– Одному из них позволили войти в город и убедиться, что это не хитрости и проволочки, а в самом деле наши старейшины… очень дряхлые. И объяснили, что все важные дела решает не сам наместник, а Совет Старейшин.
Она спросила, едва дыша:
– А что артанин?
Гогл развел руками. На моложавом лице промелькнул стыд.
– Он поверил.
Она опустила голову. Артанин понимает, какое решение вынесут старейшины, потому не стал настаивать на немедленной выдаче беглянки.
Когда он ушел, Гелия торопливо собрала вещи в узелок, Итания следила безучастными глазами. Солнце опустилось за дальние горы, служанка сказала торопливо:
– Госпожа, пора!.. Поднимайтесь.
Итания встала так же безучастно, Гелия ухватила ее за руку. За дверью тихо, но, когда она взялась за дверную ручку, в коридоре послышались шаги, далекие голоса. Потом негромкий звон металла, какой бывает только на хорошо подогнанных доспехах.
Затаившись, они прислушивались к звукам из коридора, шаги становились все громче, вот уже у самой двери, вот вроде бы начинают удаляться… Служанка вздохнула с облегчением, но тут в дверь с той стороны громко стукнуло. Сильный пропитой голос произнес:
– Девушки, просыпайтесь!.. Откройте дверь.
Гелия спросила задиристо:
– А кто говорит?
– Песиглавец Довбир, – донесся голос. – Уж ты-то меня должна помнить, милашка!
– С чего я должна помнить? – фыркнула Гелия. – Подумаешь, рост, усы… А какая бородавка?
– Это не бородавка, – сказал голос сердито, – а родинка – благословение богов. Открывай!
– Зачем? – спросила Гелия. – Вы что, хотите нас обесчестить?
Итания ахнула, а голос Довбира сказал еще сердитее:
– Не болтай глупости!.. Вас решено переселить в более… подходящие апартаменты.
Итания стиснула челюсти и закрыла глаза. Кулаки ее сжались. Да, боги против нее.
– Куда? – спросила Гелия.
– Открывай двери! – сказал Довбир. Он повысил голос. – Или разбуди Итанию, пусть она ответит!
Итания сказала негромко:
– Открой. Мы в их власти, разве не понимаешь?
Гелия ворчала, бурчала, гремела засовами, словно их десяток, наконец приотворила дверь. В щель видно рослого немолодого воина в полных доспехах, за ним еще двое с мечами на поясах. Оба тут же стали смотреть через плечо служанки с жадным восторгом.
Итания выпрямилась, Гелия отстранилась, повинуясь мановению ее руки. Итания вышла в коридор. Довбир молча отступил, воины глазели жадно, он нахмурился и кивком указал путь дальше по коридору.
В новом помещении служанка ахнула, с восторгом рассматривала богатое убранство, а Итания сразу же подбежала к окну. Сердце оборвалось, единственное окно выходит во внутренний двор. Видно, как упражняются воины. А ночью здесь самая строгая охрана, такие места всегда охраняют особенно тщательно, ибо вон то здание явно арсенал, там оружие. А кто владеет оружием, тот владеет крепостью.
– Да, – сказала за ее спиной Гелия, – похоже, они догадались.
– Трудно не догадаться.
Гелия посмотрела на нее печальными, как у коровы, глазами.
– Да, такие, как вы, Ваше Высочество, не смиряются…
Что-то в ее голосе заставило Итанию насторожиться. Она спросила:
– А что бы ты хотела?
– Нет, – ответила Гелия, – ничего. Просто… другие смиряются. И живут счастливо. Ну, почти счастливо, ведь полного счастья нет?
Итания закусила губу. Смириться? Смириться – это попасть в руки Придона. В те самые руки, в которые она сама мечтает попасть, которые преследуют ее по ночам, которые бережно обнимают, вскидывают на воздух, а она со счастливым визгом прижимается к его широкой груди…
– Не знаю, – ответила она со вздохом. – Я – куявка, меня всю жизнь, как и любую из нас, учили смиряться с обстоятельствами. Но что это за голос внутри меня, который говорит, что это неверно?
– Может быть, – произнесла Гелия устало, – этим старейшинам нужно все-таки что-то сказать?
– Что?
– Например, напомнить о чести, – сказала Гелия безнадежным голосом. – О том, что выдавать беглецов запрещают сами боги!.. Что выдавать беглецов – идти против богов… Может быть, это их испугало бы?
Итания покачала головой:
– Не испугало бы.
– Почему?
– Они прожили долгие жизни. И видели, что боги в такие дела не вмешиваются. И что вообще не вмешиваются.
– Так что же на них могло бы подействовать?
Итания отмахнулась:
– Перестань. Ничто не подействует. К старости люди становятся очень трезвыми, практичными, правильными. Это называется мудростью. Они понимают только такие ценности, которые зримы… Не какие-то честь, достоинство, верность слову, а только золото, драгоценности, украшения, самоцветы… Даже если бы с нами были горы злата, у нас бы их просто отобрали, а нас бы…
Служанка ахнула:
– Выдали?
– Это было бы только правильно, – сказала Итания мертвым голосом. – Ведь Придон жаждет получить только меня, по золоту он ходит, как по грязи. Им – золото, ему – меня… Все довольны! Гелия, этим старейшинам ничего нельзя и не нужно подсказывать. Они видели все, они видят всех насквозь. Они понимают людей и зверей. Они понимают все.
Итания забылась только под утро, а вскочила с первым лучом солнца. Гелия не спала, собиралась в дорогу.
– Может быть, – предложила она, – все же попробовать улизнуть сразу? Я взяла еды на неделю. Двое из стражи помогут Нам перебраться через северную стену… Нам бы только отсюда суметь выскользнуть…
Итания раскрыла рот, но стук в дверь заглушил ее ответ. Гелия по ее знаку отворила дверь, там стояли пятеро знатнейших горожан во главе с Мирошником, наместником.
Мирошник поклонился, острые цепкие глаза сразу охватили быстрым взглядом все в помещении, не упустили и узелки на полу, впились в бледное лицо Итании.
– Принцесса, – сказал он почтительно, – мы счастливы принимать в нашем городе дочь самого Тулея… но сейчас для города очень трудные дни. Я лично, чтобы выразить свое почтение, вместе с этими знатнейшими мужами отведу вас в зал заседаний. Туда сейчас входят старейшины Совета, и я… и мы… гм…
Он смешался, поклонился снова. Знатные мужи тоже поклонились. Итания холодновато наклонила голову.