Ловец Мечей - Кассандра Клэр
Ловушка пронзала небо, словно гигантская темно-синяя игла. Кел поправил талисман, чтобы он был виден в расстегнутом вороте рубашки. Приблизился к двойным деревянным дверям тюрьмы, окованным железом. Двери стерегли трое солдат Дворцовой гвардии; сидя за складным деревянным столом, они играли в «ецзы гэ», шэньчжоускую карточную игру.
Заметив Кела, стражники побелели от волнения и вскочили на ноги.
– Монсеньер, – пробормотал один, очевидно, самый смелый. – Мы были… все было спокойно, заключенный сидел тихо…
Чего они боятся, удивился Кел. Что он – то есть Конор – пришел проверить их боевую готовность? Они охраняли одного-единственного слабого, беспомощного старика, сидевшего в тюрьме, из которой еще никому не удавалось бежать.
Кел попытался представить себе, как Конор бросает свои развлечения, идет среди ночи в Ловушку и распекает тюремщиков за то, что они играют в карты во время дежурства. Нет, такое могло случиться только в кошмарном сне.
– Господа. – Он хотел вежливо кивнуть, но в последний момент спохватился; принцы не склоняют голову перед солдатами. – Я пришел, чтобы переговорить с заключенным. Нет. – Он жестом остановил их. – Не нужно меня сопровождать. Я пойду один.
Когда они закрыли за ним двери тюрьмы, Кел прикусил губу, чтобы не улыбнуться. Это оказалось так легко. Ему всегда нравилось «превращаться» в принца, в человека, облеченного властью, – он как будто надевал волшебный плащ из историй сказочников, делавший его неуязвимым. Труднее всего было не привыкнуть к этому «плащу» и научиться расставаться с ним без сожалений.
«Это был обдуманный риск», – сказал он себе, поднимаясь по лестнице. Всегда существовала опасность того, что охранники проболтаются о его визите, а кто-то из слуг вдруг скажет, что Конор всю ночь провел в Сияющей галерее. Но Кел был практически уверен в том, что сплетни о коварстве Сарта и будущей принцессе отвлекут солдат и те забудут даже о неожиданном появлении принца.
Кел совсем недавно приходил в Ловушку, но то было днем. Сейчас ему пришлось подниматься почти в полной темноте. Узкая винтовая лестница была освещена лишь парой механических масляных ламп, по каменным стенам метались длинные тени.
На верхнем этаже тоже было темно. Горела только одна лампа. К счастью, в окна, расположенные высоко под потолком, проникал бледный свет луны, и решетчатые двери камер, сделанные из Огненного стекла, светились, словно опал.
Кел сразу нашел камеру Фаустена. Это была единственная камера с закрытой дверью, хотя в первое мгновение Кел решил, что она тоже пуста. Потом сообразил: куча тряпок в углу – это бывший советник короля, привалившийся спиной к стене.
На нем все еще была та же самая мантия астронома, что и в последний раз в Сияющей галерее, только теперь одежда была грязной, а блестящие бусины, составлявшие созвездия, рассыпались по полу. Сильно пахло мочой и застарелым потом. Кел различал и еще какой-то металлический запах, напоминавший запах запекшейся крови.
Кел медленно приблизился к решетке. Он уже забыл о том, как запрещал себе наслаждаться ощущением могущества. Сейчас он спрашивал себя, как мог решиться на такую глупость.
Фаустен поднял голову. Его лицо было бледным пятном в полумраке. Он поморгал, глядя в сторону решетки.
– Мой… мой повелитель, – запинаясь, пробормотал он. – Мой король…
Кел вздрогнул.
– Нет. Перед тобой не отец, а сын.
Ему показалось, что он заметил коварное выражение, промелькнувшее на лице старика.
– Конор, – прошептал Фаустен. – Вы всегда нравились мне, Конор.
Келу стало нехорошо, как будто он съел что-то несвежее.
– Настолько сильно нравился, что ты продал меня малгасийцам? А сам делал вид, будто знать ничего не знаешь?
В полумраке глазки Фаустена блестели, как у крысы.
– Я не продавал вас. Я не получил от всего этого никакой выгоды. Это ваш отец много лет назад заключил сделку с Малгаси.
– Но зачем? – воскликнул Кел и, не дождавшись ответа, продолжал: – Отец недавно говорил мне о какой-то опасности. О страшной опасности, которая, по его мнению, угрожает Кастеллану и лично мне. Но отказался объяснить, в чем она заключается.
– Почему вы спрашиваете об этом меня? – заныл Фаустен. – Я всего лишь старый человек, которого безвинно бросили в тюрьму. Я всегда стремился лишь к одному: уберечь вашего отца. Вы знаете, что я не предатель.
– Для того чтобы в этом убедиться, мне нужно получить от тебя ответы на интересующие меня вопросы, – объявил Кел. – Опасность, о которой говорил отец, – это какие-то интриги малгасийского двора?
– Малгасийский двор, – с презрением повторил Фаустен. – Вы ни о чем не можете думать, кроме политики. В мире есть силы более могущественные, чем смертные властители.
– О, только не надо начинать про звезды, – усмехнулся Кел. – Я уже видел, сколько пользы это принесло моему отцу.
– Ваш отец… – глухо произнес Фаустен.
Он с трудом поднялся на ноги и заковылял к решетке. Двигался осторожно, маленькими шажками, как будто шел по лугу и старался не наступить на цветок.
Кел смотрел на него с подозрением.
– Я всегда был верен вашему отцу, – прохрипел Фаустен, вцепившись в прутья из Огненного стекла. – Малгасийский двор – это сборище холодных, равнодушных людей. Когда ваш отец жил там, он был всего лишь мальчиком, воспитанником, приемышем. Третьим сыном. Его не замечали. Он послушал бы любого, кто заговорил бы с ним, обратился бы к нему. И к нему обратились.
– Кто обратился?
Слезящиеся глаза Фаустена забегали.
– Atma az dóta, – пробормотал он. – Это не его вина. Он лишь сделал то, что его убедили сделать.
«Atma az dóta». Пламя и тень.
– Что натворил мой отец?
Фаустен покачал головой.
– Не могу. Я обещал молчать.
– Это было нечто нехорошее, – произнес Кел, понизив голос. Он говорил доверительным, ласковым тоном, как будто имел дело с капризным ребенком. – Правда?
Фаустен издал какой-то нечленораздельный звук.
– Я одного не понимаю, – мягко продолжал Кел. – Если мой отец совершил в Малгаси какое-то жуткое злодеяние, почему посол Сарани так стремилась женить меня на Эльсабет?
– Дочь Ирен, – прошептал Фаустен, глядя в одну точку. – Она была так прекрасна, Ирен. Но потом
