Топить в огне бушующем печали. Том 1 - P大 Priest "
Самого старейшину шаманов била крупная дрожь. Но он как будто не обращал на себя внимания, а лишь, как завороженный, без отрыва глядел на Шэн Линъюаня. И когда огонь Небес добрался до него, сжигая изнутри, Алоцзинь только усмехнулся и произнес на языке шаманов:
– Слышал, братец Линъюань, что ты плохо кончил… Владыка людей… могущественный правитель… а так и не сумел ничего сберечь… Ты ведь такой же, как и я, правда?
Но Шэн Линъюань не желал слушать его речи. Взгляд Владыки людей оставался тверд, и жалеть своего врага он не собирался.
Возможно, подобное равнодушие показывает Владыку людей как высокоактивного социопата, одаренного необычайной волей. А может, в этой отстраненности крылись другие причины…
Между тем все тело Алоцзиня, поглотив кару небесную, безбожно тряслось, и этой дрожью он уже напоминал марионетку со многими членами, которую тянут за ниточки, дергают со всех сторон, и от такого жестокого обращения она вот-вот развалится на части. Однако Алоцзинь не унимался. Он говорил и говорил, хотя его голос был тише дыхания:
– Иначе как бы Темное жертвоприношение пробудило тебя? С самого рождения ты не принадлежишь себе, твоя жизнь и смерть противны Небу… Или ты не согласен?
Алоцзинь еще не закончил говорить, а его тело уже начало разрушаться, словно глиняная заготовка, так и не обожженная пламенем. Трещины углубились, расползлись еще дальше и теперь складывались в мелкую, как паутина, сетку. Но старейшина шаманов как будто не замечал беды. На его лице застыла необъяснимая улыбка, голос окончательно затих и стал глуше:
– Был ли в твоей жизни хотя бы один счастливый день?
Шэн Линъюань не ответил – лишь прикрыл глаза.
Раздался тихий хруст – и старейшина шаманов рассыпался пылью.
Тотчас в дунчуаньском лесопарке все замолкшие птицы разом заголосили, затрещали и с гомоном взмыли в небеса. Утренний туман потек с горных склонов шелком, и отчетливо показались вершины длинного хребта.
Не меняясь в лице, Шэн Линъюань снова потянул за нити, впившиеся в грудь, и вытащил несколько. Там, где проходили его пальцы, обугленная плоть и одеяние стремительно восстанавливались до прежнего вида.
Скользнув по Сюань Цзи равнодушным взглядом, Шэн Линъюань безразлично заметил:
– Громовой амулет, оставленный мной, все-таки подействовал, однако мы выманили лишь двойника. Знай я раньше, кто ты такой, никогда бы не послал тебя к Алоцзиню. Приношу глубочайшие извинения, я допустил ошибку.
Сюань Цзи не нашелся с ответом, хотя губы его шевельнулись. От пережитого ужаса он еще не оправился, поэтому сказать было нечего. Разве что спросить… А кто я такой?
Ну а ты сам кто? Тебя только что прошили огненные нити, ударила молния, а тебе хоть бы что!
Шэн Линъюань даже не взглянул на место, где только что было магическое построение и Алоцзинь рассыпался в прах. Развернувшись, он двинулся к ближайшему дереву и небрежно оперся на него рукой. Сюань Цзи, наблюдая за ним, подумал, что тот сейчас что-нибудь скажет, но тут заметил, что колени у бывшего императора дрогнули. Не удержавшись на ногах, он медленно осел на землю…
027
Заметив, что Шэн Линъюаню плохо, Сюань Цзи сам не понял, как шагнул к нему и протянул руку.
– Эй! Ты…
Так вышло, что Гу Юэси как раз случайно глянула в их сторону. Неизвестно, что именно она увидела своим «рентгеновским зрением», но на ее лице отразился крайний испуг.
– Не прикасайся. Тут… кровь, – отвел руку Шэн Линъюань.
Все его меридианы разорвались, поэтому дышал он с трудом и прерывисто.
От его отказа у Сюань Цзи перехватило дыхание. Он почти коснулся плеча Шэн Линъюаня, но быстро отдернул руку и спрятал пальцы в рукаве. Обернувшись, он крикнул:
– Старина Ван! Иди-ка сюда, подсоби немножко!
Не успел он позвать командира «Фэншэнь», как Шэн Линъюань пошатнулся и стал терять сознание. Сюань Цзи поспешил подхватить его, не давая упасть на землю. Конечно, подставлять руки не стоило, лучше было б посторониться, но те потянулись сами, вопреки воле хозяина.
Держа Шэн Линъюаня в объятиях, Сюань Цзи чувствовал, что он весь горит.
Тем временем к ним подбежал Ван Цзэ:
– Зачем звал? Хочешь в больницу его отправить? Так это не их профиль, как они помогут духу меча? Смогут ли? – Похоже, от этой сложной задачи в мозгу командира «Фэншэнь» что-то закоротило. Почесав в затылке, Ван Цзэ выдал глупость: – Может… МРТ ему сделать?
– Так, не надо совать его в «микроволновку»! – раздраженно отмел этот вариант Сюань Цзи. После первого испуга он только-только начал приходить в себя. – Ну-ка, помоги мне открыть машину.
Однако, велев Ван Цзэ помочь, Сюань Цзи не стал его ждать. Быстро оглядев Шэн Линъюаня на предмет открытых кровотечений и убедившись, что все в порядке, он низко склонился к нему, подхватил под колени, легко поднял и понес в фургон.
Заметив, что и без него обошлись, Ван Цзэ быстро убрал протянутую руку и с недоумением пробормотал:
– Сам же позвал… А теперь и подсобить ему не надо…
Никто из оперативников не знал, что за фургон они реквизировали и в какой ресторан он возил товар, но запашок после этих морепродуктов стоял тот еще. К счастью, сиденья внутри обтянули кожзамом, и сами по себе они оказались мягкими (особенно по меркам древнего человека), что было очень кстати, когда Сюань Цзи усадил Шэн Линъюаня на пассажирское кресло в задних рядах, которому предварительно откинули спинку.
Пока Шэн Линъюаня переносили, он ненадолго очнулся. Тело его напряглось, веки чуть приподнялись, но сквозь ресницы он разглядел только рассвет над Дунчуаньскими землями. Увидев первые лучи солнца, Шэн Линъюань снова закрыл глаза и уже не приходил в себя: он провалился в забытье, где в бреду уже не понимал, где находится и что сейчас за эпоха.
Он только чувствовал мягкое тепло, которое ласкало и убаюкивало. Мысли Шэн Линъюаня уносились все дальше и дальше, вслед за прахом Алоцзиня, рассеянного по ветру. Все его думы устремились в прошлое – к народу, который давно сгинул без следа.
* * *Детские воспоминания накатывали на него, как накатывают морские волны на берег в самую студеную пору – в последний месяц года.
Он припомнил, что как-то раз тоже был ранен, но совсем не так, как сейчас, когда у него все внутренности обгорели от молнии. Теперь его мучит иссушающий жар, а тогда он страдал от чудовищного озноба, да такого сильного, что казалось: кровь вот-вот застынет. В тот день из далекого детства старейшина шаманов, увидев его, Линъюаня, раненым и озябшим, без лишних слов закутал маленького принца в свой плащ, взвалил на спину и понес на вершину горы, в дом Великого мудреца. Там было очень сухо, тепло и стоял явный запах лакрицы, да такой уютный и мягкий, что маленький Линъюань, весь натянутый как струна, невольно расслабил тело.
Сколько прошло времени в том забытье, Шэн Линъюань не знал, но его разбудил чей-то детский мелодичный голосок. Как оказалось, какой-то мальчишка с нарочито беззаботным видом ходит взад-вперед под его окном и поет какую-то звонкую детскую песенку, чьи слова маленький Линъюань не понимал. Кажется, этот сорванец изо всех сил старался привлечь к себе внимание.
Линъюань неохотно открыл глаза и увидел через окно, как яркие солнечные лучи тянутся нитями с горных вершин и щедро расплескивают по склонам свое золото. Прямо под окном на теневой стороне дома росло грушевое дерево с безумно толстым стволом. Плодоносило оно круглый год, вопреки сезонам, и потому половину его ветвей усыпали только-только завязавшиеся бутоны, а другую – спелые груши. Поскольку дом Великого мудреца был открыт для посетителей, входная дверь постоянно хлопала, занося с улицы манящий аромат созревших плодов. Изо дня в день фруктовый дух расползался по комнате Линъюаня с той же настойчивостью, что и у поющего сорванца под окном, будто оба страшились, что другие не заметят их яркого очарования.
Груши в саду вырастали размером с кулак, и половину урожая Великий мудрец раздавал своим соплеменникам. Другую же тайком съедал Алоцзинь. Обычно он, точно обезьянка, ловко взбирался на верхушку, где, устроившись, ел до отвала. Но даже насытившись, он всегда жадничал и хотел еще, потому и завел привычку тащить часть плодов в маленьких узелках. Вязал их Алоцзинь прямо из собственной одежды, которую стягивал с себя, сидя на дереве.
