Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник - Джим Батчер
– Но не в пределах города, – заметил Марконе. – Вокруг Чикаго возводят психологическую стену, и все, кто окажется в этой тюрьме, сплотятся самым небывалым образом.
– Конкретизируйте, – велела Мэб.
– Другими словами, в городе наберет силу… человеческий фактор, – объяснил Марконе. – Из-за неопределенности и незащищенности людей потянет под эгиду групповой идентичности. Честно говоря, горожане сильно напуганы, из-за чего будут цепляться за видимость нормальной жизни. Но это днем. – Он покачал головой. – А ночью, поверьте, они станут вооружаться, набираться ума и представлять собой заметную опасность. Следует ожидать, что некоторые попробуют договориться с теми, о ком прежде не знали, а другие собьются в стаи и откроют сезон охоты на все, что воспринимают как сверхъестественное. И это в лучшем случае.
Сердце мое ушло в пятки.
Да, Марконе говорил вполне разумные вещи.
Но в то же время он заблуждался.
Ясное дело, во тьме происходят самые скверные вещи, и от перепуганной толпы не стоит ожидать рассудительных поступков.
Однако иногда на почве недомыслия проклевываются ростки доброты и сострадания, хотя логика подсказывает, что каждый сам за себя. Иногда перед лицом всепоглощающего ужаса люди проявляют иррациональное мужество. Иногда безумие подталкивает к выбору, делающему нас лучше, добрее и великодушнее.
Из-за Марконе и ему подобных я начал было думать, что мы падаем в пропасть.
Но люди вроде Майкла, Мёрфи и храбрецов, отважно сражавшихся и умиравших в самой апокалиптической обстановке, наводили на мысль, что да, мы падаем, но падаем вперед. Как ребенок, который учится ходить. Бывает, мы оступаемся или нас ведет в сторону, но всякий раз мы учимся чему-то новому, заставляем себя подняться на ноги и сделать следующий шаг.
Чтобы однажды научиться ходить с гордо поднятой головой.
Битва за Чикаго началась при нападении Этне, но закончится еще не скоро.
– Барон, можно ли сохранить дееспособность чикагского общества?
– Это никому не под силу, – ответил Марконе. – Хотя, насколько я могу судить, город жизненно заинтересован в сохранении нынешней структуры власти, и это дает мне наиболее практичный рычаг давления на ситуацию.
– Так вы контролируете ход событий? Или нет? – спросила Мэб.
– Контролирует ли стремнину человек, сидящий в каноэ? – ответил Марконе вопросом на вопрос.
– Но считаете ли вы, что эти пороги преодолимы? – уточнила Мэб.
– Да, если прозорливость меня не подводит. Однако это допущение не касается федеральных интересов. В этой сфере мое влияние весьма ограниченно.
Мэб обмозговала его слова, кивнула и воззрилась на Лару:
– Способны ли вы устранить это препятствие?
На какое-то время Лара задумалась, а затем ответила:
– На политическом уровне такое устранение принесет меньше выгоды, чем конфронтация, но на практическом… нельзя забывать о Библиотекарях. Мы не способны исключить их из уравнения.
– Это проблема, – заявил Ваддерунг тоном хитреца, который что-то недоговаривает.
Лара поморщилась.
– Что за Библиотекари? – спросила Эванна.
– Библиотека Конгресса, отдел специальных фондов, – сообщила Лара, – также известный под названием «Либрум Беллум». Люди в черном.
– Агенты правительства, – заключила Эванна. – Какую опасность они представляют?
– Чрезвычайную, – сказала Лара. – Они – глаза и уши, умные и умелые профессионалы, преданные своему делу и имеющие доступ к массиву информации, собранной масонами за несколько сотен лет. Они не упустят случая узнать что-нибудь новое.
– Это если предположить, что их не было в городе с самого начала, – вежливо указал Ваддерунг. – Возможно, они уже установили личность каждого из нас.
– Оптимист, – поморщилась Лара.
Ваддерунг дернул уголком рта.
Летняя Леди покашляла и бросила взгляд на Мэб. Та кивнула. Сарисса обвела глазами присутствующих:
– Независимо от наших действий тайное стало явным, истина – общеизвестной, и любые уловки – как наши, так и смертных властей – лишь задержат ее распространение.
– О наивное дитя Лета… – прошептала с кривой усмешкой Лара.
Мэб тут же вскинула тонкую руку, словно пресекая ссору:
– По возможности следует готовиться к любым вариантам развития событий, а не только к тем, которые нас устраивают. Попытка замедлить удар коллективного кулака смертных, покуда мы не разделаемся с фоморами, вполне оправданна. По меньшей мере, это позволит нам сосредоточиться на одном враге зараз.
При этих словах я на мгновение застыл.
Человечество – враг?
Я огляделся. Ну да. Неудивительно, что сюда не пригласили никого из Белого Совета. Так или иначе, в рамках Неписаного договора Совет представляет все человечество. В мире смертных у многих чародеев имеются семьи и иные тесные связи. К примеру, Марта Либерти, мать-основательница крупного нью-орлеанского клана, до сих пор водила близкую дружбу с его представителями.
И… Что тут скажешь, даже у меня была Мэгги. Друзья. Люди, которые имели большое значение для меня, равно как их общество и среда обитания.
Сарисса отреагировала на эти слова немного встревоженным выражением лица, но в остальном никто из присутствующих не возражал.
Звезды и камни.
Рамирес не ошибся.
Я действительно связался с монстрами.
Но не стал одним из них.
Я слегка подался вперед, словно намереваясь сделать шаг, и Мэб объявила:
– Леди и джентльмены, мой Рыцарь просит аудиенции. В свете его недавних заслуг перед нациями Неписаного договора не вижу причин отказывать в этой просьбе. Кто-нибудь возражает?
Марконе напрягся.
Я взглянул на него с легкой улыбкой. Воздушный поцелуй посылать не стал, но дал понять, что за мной не заржавеет.
– Любопытный поворот, – пробурчал Ваддерунг.
Мэб кивнула мне, склонив голову к центру круга.
Я проковылял вперед, чувствуя на себе взгляды весьма опасных созданий.
И впервые громада Белого Совета не прикрывала мне спину.
Я был один. Страшновато…
Но также это означало, что я сам себе хозяин. Такое ощущение мне понравилось.
«Не стоит переть против всех сразу, Гарри, – предупредил я себя. – Лучше выбрать кого-нибудь одного».
И повернулся к Марконе.
– Зима и Лето заинтересованы в равновесии, – начал я, – но действия наций договора создали в Чикаго чудовищный дисбаланс. Я говорю не только и не столько о политических и военных последствиях, а прежде всего о нарушении сути законов столь древних, что некому было их записать. В Чикаго мы были гостями, но принесли в этот дом свои распри.
Некоторые – Ваддерунг, Мэб, Эванна, Сарисса – слушали меня не без смущения. Кто-то кивнул, кто-то поежился, кто-то переступил с ноги на ногу.
Лара и Марконе внимательно следили за их реакцией.
– Любой выбор влечет за собой последствия, расходящиеся во все стороны, будто круги по воде, – тихо продолжил я. – Мы же выбрали путь, навлекший беду на горожан. За устранением собственных неудобств нельзя забывать, что мы в долгу перед жителями Чикаго. Ведь участниками этого конфликта они стали
