Юрий Никитин - Мрак
Он впервые видел, чтобы у Верховного были такие печальные и мудрые глаза.
— Что делать с этим человеком? — спросил он наконец.
Верховный повел дланью:
— Что можно делать? Для работы непригоден. В нем живет только душа, а тело почти мертво.
— Тогда бросить его на корм собакам, — предложил младший. — Одну корову сохраним на завтра!
Еще один колдун кашлянул и вмешался:
— Я читал в древних книгах, что если чистая невинная душа будет о ком-то думать дни и ночи, то это защитит от чужой магии. Но я не слышал, чтобы даже абсолютно чистая душа спасла от собачьих клыков, лезвия меча или наконечника стрелы!
А первый пробормотал тихо, но чтобы услышали:
— А я вообще не слышал о чистой непорочной... да еще абсолютно!
Верховный, раздираясь в противоречиях, поедал глазами человека в лохмотьях. Тот смотрит сквозь них, сквозь стены, губы шевелятся, с кем-то разговаривает. В этом храме собрана вся мощь колдунов Куявии, здесь сам воздух дрожит, а если птица пролетает вблизи храма, то перья вспыхивают, на землю падает обугленный комок. Подземные черви уходят в стороны и в глубины. Крылатые змеи пролетают стороной, дабы не опалить крылья.
— Нет, — сказал наконец Верховный. — Я же сказал, его ведет высшая сила. А ей лучше дорогу не переходить. Пусть идет. И как можно скорее! Такой человек может принести как великое счастье, так и великую беду. А я человек старый, повидавший жизнь. И знаю, что приходит чаще.
Ночью были заморозки, а днем под ногами шелестела жухлая трава. Он брел бесцельно, помнил только, что умереть надо в дороге, хотя и забыл уже почему, что-то ел и где-то спал, а единственная связь с этим простым плоским миром была Хрюндя, которая чаще всего спала, устроившись у него на загривке, но ее нужно было кормить, опускать на землю, ибо жаба оказалась чистоплотной и привередливой: искала только уединенное место и чтоб не задувало сзади, долго тужилась, потом, отвернувшись, небрежно делала гребок задними лапами, делая вид, что закапывает, а если Мрак в задумчивости уже уходил, частыми прыжками догоняла, жалобно вопила, просилась на руки.
Земля была везде одинаковой, он не знал, что давно уже идет по земле Руда. Да и знал, свернул бы разве? Его кормили и обогревали всюду, давали кров. Люди везде люди, потому почти миновал опасные земли, когда его узнал кто-то из близких Руда.
Мрак не противился, когда схватили и доставили во дворец к вождю. Руд заскрежетал зубами, едва не лишился чувств от радости.
Он налитыми кровью глазами смотрел на стоявшего перед ним в рубище человека. И это тот, кто отыскал и вызволил Додона? Тем самым перекрыв дорогу к трону более достойному?
— Вели казнить его сразу, — шептал советник торопливо, — пока он в твоих руках.
— Он не уйдет, — заверил другой. — Ты сможешь насладиться местью. Вели отвести в пыточную камеру.
Руд жадно всматривался в стоящего перед ним человека. Некогда могучие плечи обвисли, похудел, глаза валились, но в них неведомый огонь... хотя на миг показалось, что огонь этот знаком. Черты лица заострились. Голые по плечи руки истончились, висят как плети. От лохмотьев, в которые превратилась одежда, смердит гадостно. Жаба на загривке странника открыла один глаз, посмотрел на Руда как на несъедобного жука, устроилась удобнее и снова засопела.
— Ты хоть знаешь, что тебя ждет? — спросил Руд почти ласково.
Мрак поднял взор, и Руд содрогнулся. В глазах измученного человека был целый мир. Мрак с трудом разжал спекшиеся губы:
— Ждет?
— Да. Ты видишь, куда забрел?
— Да, — ответил Мрак ясным голосом. — Да, Рогдай. Ты скажи ей, что я получил все. И пусть она не страдает, что не уделила мне больше...
— Эй, — крикнул советник. — Ты о чем говоришь?
Руд поднял ладонь предостерегающе. Советник поперхнулся, умолк.
— Ты узнаешь меня? — спросил Руд.
Он наклонился на троне, чтобы Мрак рассмотрел его лучше. Мрак смотрел на него... и сквозь него. На лице сменилось выражение радости, недоумения, затем вскинул брови:
— Ну и что? Награда в самом поступке. Я хочу лишь видеть тебя... но если и это недоступно, то слышать о тебе, знать о тебе... Нельзя? Тогда буду думать о тебе издали, мечтать, просить богов, дабы даровали тебе все... И в самых дальних странах могу в мечтах служить тебе, лежать у твоих ног...
Советник хихикнул, покрутил пальцем у виска. Руд ожег его недобрым взором. Советник умолк, но смотрел недоумевающе. Из боковых дверей выглядывали любопытные, а затем, выдавливаемые сзади другими, выступали в палату. Внезапно из-за их спин выметнулся огромный лохматый пес, с гарчанием бросился вперед.
Послышались крики ужаса. Пес был страшен, лют, в пасти блестели страшные клики, с губ летели клочья слюны.
Пес мчался прямо на Мрака. Один страж пытался перехватить зверя, но не решился, отступил. Пес резко уперся лапами в пол в двух шагах перед Мраком. Сел, смотрел непонимающе в лицо странника. Потом жалобно заскулил, опустил голову и лег у его ног. Хвост виновато ходил из стороны в сторону, словно просил прощения.
Руд грозно вперил взор в своего любимца. Тот поднял голову, красные от злости глаза уже были виноватыми, страдальческими. Он снова скульнул, подполз к ногам Мрака, прижался мохнатым боком.
— Что с псом? — донеся чей-то удивленный возглас. — Он же на куски всякого...
— Ты гляди, зверюка, а и то...
— Что-то чует!
— Собаки, они все понимают. Только не говорят.
— Да, понимают больше нас...
— Кто променял свою любовь на хлебное место, а кто-то...
Все больше людей теснилось под стенами. Жены Руда, дети, свояченицы, снохи, зятья, многочисленная челядь, что тоже в родстве с родней грозного князя. И все со страхом и почти все с непониманием вытаращили глаза на изможденного человека в лохмотьях. Тот стоял прямо перед Рудом, но смотрел то ли мимо, то ли вовсе сквозь него. В лице Мрака, о котором уже слыхали, не было ни страха, ни удивления, ни даже готовности о чем-то говорить и спорить.
Руд наконец вымолвил угрюмо:
— Отпустите его.
— Великий князь! — воскликнул пораженный советник.
— Я сказал.
— Но... Великий... я не понимаю!
Руд сказал зло:
— Понимал бы, стал бы вождем. А так ты только советник. Не видишь... — он вдруг заорал так яростно, что из-за портьер выскочили перепуганные стражи с топорами в руках, — не видишь, он и так страдает больше, чем могут измыслить все палачи мира?
Советник повернулся как ужаленный, смотрел на странника вытаращенными глазами. Мрак смотрел сквозь обоих, его губы шевелились, он разговаривал с нею, подыскивал огненные слова, способные растопить любое сердце... но ее сердце все еще не таяло, а в глазах был лед.
