Предатель в красном - Эш Хейсс
– Не заставляй меня становиться тем Мартином, которого ты назвала ледяной стеной. Дай сигнал, что готова говорить.
Я не шелохнулась. Мартин кивнул элементалию, давая добро на экзекуции водой.
Секунда, две, пять, десять, двадцать.
Водяной шар разрушился, облив водой, я начала хватать воздух.
– Говори же!
Молчание. Снова водяной шар.
Секунда, пять, шестнадцать, тридцать две.
Я лишь воспылала ненавистью и думала про себя: «Продолжай в том же духе, собака Дона».
Мартин резко изменился в лице, будто ощутил все то отвращение, что начало зарождаться во мне к нему. Бросив взгляд на элементалия воды, он дал ему знак, и тот тут же разрушил шар. Я закашлялась.
– Пойми, я не хочу так поступать, но такие жижи чертовски опасны. Не представляю, что ты собиралась с ней дела… – Сенсор запнулся, будто его осенило. – Души… Ты собираешься избавиться от них! Так почему сразу не сказала?
– Потому что ты, дотошная башка, не отпустил бы меня туда одну! А на обряде я должна быть именно одна.
На лице Мартина отобразился спектр эмоций: сначала замешательство, после нервное напряжение, затем опустошение.
– Ты уже видел мои мысли – я никогда не наврежу белому городу. У меня все еще есть мечта. Я все еще борюсь. Но не могу продолжать борьбу, когда у меня связаны руки. Отпусти.
– Ты не справишься одна.
– Только потомки несут ответственность за предков.
– Слишком опасно. Я видел их силу, настоящую, которую они пока хранят внутри! Я могу сдержать ее на какое-то время.
– Это моя борьба. И точка.
Сила сенсоров – их проклятие, я хорошо это уяснила, пока жила в белом городе. Они могли тонко чувствовать живые материи, но в противовес почти не контролировали эмоции. Но Мартин уже попал под волну сомнения и наконец, ослабив хватку, пораженчески кивнул элементалию воды. Сам сенсор направился к выходу, но замер у самой двери.
– Ты не должна проиграть им, – прошептал он. – Скоро… ты получишь камень и должна будешь вернуться с ним в город. Помни: я на твоей стороне.
Вновь в голове всплыл голос:
«…И…н е…в и н и…с е н с о р а…с…м е т к о й…»
На что я уверенно ответила ему внутри: «Но Мартин сказал, что меток у него нет».
Мартин распахнул дверь, поправил длинный белый пиджак и скрылся, как порыв ветра на Кондактор-ден. Элементалий воды обошел стул и начал возиться с веревками на руках. Рожа у него была довольная, когда он разглядывал меня, облитую.
Не удосужившись развязать ноги, он поспешил покинуть кабинет.
– Нож и пузырек! – грубо напомнила я, и он остановился.
– В отделении изъятых вещей на третьем этаже. Сама заберешь, – усмехнулся подлец, поправляя намокшие манжеты голубой формы. – Тебя приказали развязать, но выпускать из кабинета до завтрашнего дня приказа не было.
Я подорвалась к выходу, надеясь, что смогу резко порвать путы на ногах, но эфилеан успел выйти быстрее и, захлопнув дверь, закрыл ее на ключ.
«Дерьмо! Джелийское дерьмище!»
Развязав ноги, я подлетела к двери и забарабанила по ней что есть мочи, но никто так и не открыл. Отстранившись, я попыталась выбить ее с ноги – бесполезно. Кабинет Мартина был не обычным рабочим помещением, а самой настоящей барьерской тюрьмой.
Я подбежала к окну.
«Нет, высоко. Но надо выбираться!»
Схватив стул, я с грохотом опрокинула его, закричав:
– Мы-ы-ы восста-а-а-не-е-ем и уничтожи-и-и-им Кампу-у-у-ус!
Но на вопли и грохот никто не отозвался.
– Твою мать… А-А-А-А-А-А-А-А! УБИВА-А-А-А-АЮТ!
И снова тишина. Меня заперли, как ребенка, в наказание за провинность.
* * *
На улице стремительно вечерело. Дверь никто так и не открыл.
«Касания» плети ныли, но мазь притупляла боль – гнильное спасение, не раз выручавшее меня после стычек в порту.
Прислонившись лбом к окну, я окинула взглядом жителей. Поток жизни в городе был плавным и таким безмятежным. Я наблюдала, как они беспечно брели по улицам, смеялись… Я ведь тоже могу так жить? Вот только избавлюсь от гостей. Я тоже имею право на такую жизнь! Светлый жнец говорила про два пути.
Я всегда следовала зову сердца и буду продолжать следовать ему.
«Хочу быть частью этого мира. Чувствовать тепло. Любить и быть любимой».
И в порыве теплых чувств я представила образ беловолосого мальчика, так нежно улыбавшегося мне в детстве. Научившего меня читать, писать и показавшего, что такое семья.
«Брат, белый город – наш дом?»
Образ Делиана потемнел, лицо тронула легкая и безмолвная печаль.
«Потерпи еще немного. Вот создам здесь новый дом для нас, и тогда белые маски исполнят обещание. Мы будем вместе!»
Делиан растворился, как развеянный прах по ветру, а я созерцала свою мечту из высокого окна до самой глубокой ночи, не отрываясь. Но усталость упрямо взяла свое. В кабинете не оказалось ничего, на чем можно было бы расположиться, и я заняла кресло за столом.
Волнение перед обрядом затаилось где-то внутри.
«Чем быстрее усну, тем быстрее попрощаюсь с душами. Завтра я стану свободной!»
Веки опустились, но вместо блаженной темноты меня окутал сон, который с первых мгновений не сулил ничего хорошего.
«…Людские серые джунгли. Осмотревшись, я различила людей мегаполиса, но никто не видел меня. Они будто были ненастоящими, иллюзорными оболочками.
Да, это определенно был сон, но в этот раз ощущения казались не такими, как раньше. Я бы сказала – странными. Будто я здесь не одна, а был еще кто-то живой, не иллюзорный наблюдатель.
И он знал, что я здесь.
Мегаполис вонял выхлопами. Ужасно вонял… Люди мусорили. Вокруг почти не было зелени – сплошные каменные махины. Я гуляла среди иллюзорных фигур, стараясь понять, кто настоящий. Это был не мой сон, меня в него пригласили.
Мужчины, женщины, дети. Ни одного эфилеана. Все безликие. Пустые.
– Дешевая иллюзия! – прокричала я в пустоту.
– Думаешь? – вкрадчиво прозвучал где-то вдалеке мужской голос, и, когда я его услышала, у меня перехватило дыхание.
Сердце остановилось… А потом застучало с бешеной силой.
Бросившись в сторону, откуда донесся голос, я завернула за угол магазина. Иллюзия, везде иллюзия. Я летела, расталкивая фальшь вокруг. Глотая воздух, бежала так быстро, как никогда раньше, будто мчалась от самой смерти.
Я мечтала услышать этот голос и больше всего на свете боялась не услышать его никогда.
Казалось, я пробежала уже несколько километров. Блуждая, искала его… Его!
– Обернись.
Я обернулась и увидела, как на расписной лавочке сидел беловолосый эфилеан. Он был в коричневом уличном плаще и черных лакированных туфлях. Закинув ногу на ногу, он читал газету.
