Иллюзия бога - Алина Штейн
– Ты еще долго не шел, – сказал Гипнос. – И самый смелый из нас боится самого себя, верно? Давай-ка, ложись…
– Что, прям на пол?
– Уж извините, что позабыли принести вам пуховую перину, – процедил Танатос.
Гипнос аккуратно потянулся длинными белыми пальцами к губам Зевса. Тот успел разглядеть маленькую розовую пилюлю.
– Лечит от распространенного в местном климате охуенеза, – подмигнул Гипнос. Короли и валеты на его картах, казалось, тоже пристально разглядывали пилюлю. Зевс приоткрыл рот и вытянулся на полу, чувствуя горечь на языке.
Спустя ровно две минуты он распахнул глаза.
Он чувствовал себя так, будто его пнули в живот: каждый мускул свело и жгло болью. То, что он хотел сказать, было неуловимо, недоступно, недосягаемо. Любая идея, приходившая в голову, казалась гротескно неподходящей.
– Я вспомнил, – сказал он, откидывая влажную прядь со лба. Гипнос склонился над ним: белая размытая тень, красные глаза.
– Что ты вспомнил?
Но Зевс уже бежал по коридору, и его сердце бешено колотилось, перегоняя по венам человеческую кровь, эту вязкую красную жижу, какая же мерзость, куда ей до золотистого солнечного ихора[49]…
Он остановился только на первом этаже, чтобы сделать звонок.
– Сегодня внеплановое собрание Двенадцати, скажи всем… Ага, привет, привет. Так вот, скажи, чтобы приходили… Что значит, почему звоню именно тебе? Потому что стоишь первым в моей записной книжке!
Спустя пару часов, когда Зевс появился на лесной поляне, красный и тихий лес тонул в закатной крови.
Аполлон – растрепанный, раскрасневшийся, в распахнутом пальто – честно собрал всех, и теперь Двенадцать негромко переговаривались, настороженно оглядываясь по сторонам. Кое-кто развалился на огромном кремовом полотне, брошенном на землю. Кое-кто примостился в сплетении корней векового дерева.
Не хватало только одного человека.
Вернее, не совсем человека, ведь по большому счету никто из них больше не был человеком.
– Где Гермес? – спросил Зевс у Геры, и та пожала плечами. Она была на удивление спокойна. Она ни о чем не жалела, никого не судила и даже не пылала от ярости. Будто знала, почему он собрал их здесь.
И не только она. Каждый из Двенадцати.
Зевс начал понимать суть ролей, которые они играли. Если присмотреться, он уже почти мог разглядеть финал их пьесы.
– Дамы и господа, – сказал он, выходя из тени, и ветви захрустели под его начищенными ботинками, – позвольте сообщить вам странные, неприятные новости.
Часть 31. О глинтвейне и плащах
– Ну же, Зевс, давай сюда, – прорычал Арес. – Яви свой лик лучезарный, освети нас, убогих, своим величием!
Это был очень странный вечер. Свежий, весенний, туманный, но чем-то похожий на все те вечера, ночи после которых Зевс не хотел вспоминать. На тот, после которого его едва не растерзал Тифон, и на тот, после которого нашли мертвую Семелу. Все вокруг были взбудоражены, будто наэлектризованы. Блестящие глаза, нервные улыбки и настороженность. Каждого будто коснулась легкая форма безумия.
– Сегодня времени у нас будет достаточно, но все же давайте начнем, – сказал Зевс.
Над далекой рекой плыл колокольный звон, доносящийся из университетской башни.
– Двенадцать закрывают. Декан сообщил мне об этом вчера утром.
Взволнованные взгляды Двенадцати омывали его, как поток. Только Посейдон и Аид, уже слышавшие эту новость, никак не отреагировали.
– Это окончательное решение? – поинтересовалась Артемида. Ее голос звучал дерзко и бесстрашно.
– Да, – ответил Зевс, опускаясь на прохладную траву.
Молчание остальных нервировало его. Первым не выдержал Арес:
– Чего вы раскисли? Жизнь не для хлюпиков. Бывает, что ты на коне. Бывает ощущение, что это конь на тебе. Или, возможно, тебя. Если вы так легко сдаетесь, пиздуйте вышивать крестиком до конца своих дней!
Дита успокаивающе провела рукой по его волосам – он лежал, положив голову на ее колени.
– Никто и не думает сдаваться, – бросил Посейдон. – Верно я говорю, ребята?
В кои-то веки с ним можно было согласиться.
– Верно, – кивнул Зевс. С каждой секундой ему становилось все легче дышать. – Правда, вместо «Двенадцать закрывают» я должен был сказать: «Мы должны придумать, что делать с нашим внезапно обретенным прошлым».
Он смотрел на Двенадцать и по их лицам понимал, что они и так все уже знают. И о своем прошлом, и о своей силе.
Декан опоздал.
Декан облажался.
Но это не слишком успокаивало. Ведь никто из Двенадцати не осознавал до конца, что делать с полученным знанием. «Как не сойти с ума от несоответствия прошлого и настоящего? Хватит ли нам сил?» – спрашивал себя Зевс, чувствуя, будто падает. Разрывает пленку реальности, выплывая из пучины иллюзий и хватая ртом колкий воздух. Будь здесь Гермес, он бы наверняка отпустил какую-то шутку, разряжая обстановку. «Где его черти носят?»
– Помнишь, что ты говорил в новогоднюю ночь? – вдруг спросила Гера.
– Я много чего говорил, – уклончиво ответил он. Его уверенность таяла. Он не хотел снова вспоминать ту вечеринку.
– «Мы будем жить вечно». Так ты сказал во время тоста.
– Да. К чему ты клонишь?
– Ты оказался прав. Мы действительно будем жить вечно, и это уже не фигура речи. Да, наш настоящий, прежний мир все еще тонок, неосязаем. Мы не знаем, как вернуться назад. Но это неважно. Наш мир просвечивает за этой иллюзией. Мы уже не живем во сне, где чья-то магия вплетает в нашу ДНК чужие воспоминания, другую жизнь, решения, планы. Теперь у нас появился шанс.
Почувствовав прилив благодарности, он улыбнулся Гере.
– И мы больше не будем тонуть в безбрежье «не наших» реальностей.
– Мы можем не тонуть, – заявила Гера. – Можем взять это место под контроль и возвести здесь свое царство.
Такого умозаключения Зевс от нее не ожидал. Он даже сначала подумал, что ослышался. «Гера хочет остаться в этой тюрьме?»
– Погодите. – Арес приподнялся на локтях. – Я-то думал, мы должны обдумать, как вернуться назад! Ну, в наш мир!
– Вряд ли это возможно, милый. – Дита отвлеченно расправляла складки на своем белоснежном платье. – В мире, где убивают красоту, даже боги не могут избежать падения. Но с нашим новым знанием, с нашими вернувшимися воспоминаниями мы могли бы жить здесь…
– Дык разве здесь есть нормальная жизнь. – Арес говорил таким тоном, словно грозился перестрелять каждого, кто находился на поляне. – Сиди во фраке и светским тоном вопрошай: «Господа, вы имели честь посетить первую пару?», «Oui, ma chérie[50], имхо, это пустая трата времени!», «Не будем об этом вслух, вон там идут преподы…».
– Но ведь
