Иллюзия бога - Алина Штейн
– Орудие убийства Семелы, – быстро сказала Ари. – Просто скажи, это правда ты?
Афина чувствовала горечь во рту. Гестия принялась перебирать исписанные убористым почерком дневники с цитатами из классических английских романов в качестве эпиграфа к каждой записи.
– Я все ждала, когда ты спросишь. Я ведь единственный человек, у которого не было алиби. Я поругалась с Семелой, потом просто вышла из «Оракула» и бродила по дому Двенадцати, злая и несчастная. А потом мы нашли ее труп.
Афина чувствовала себя участником театральной постановки. Белокожая фигурка и смуглая фигурка замерли друг напротив друга, как безоружные фехтовальщики, и обе будут отыгрывать дуэль, на которой Афина станет секундантом.
Оставалось надеяться, что она хорошо исполнит отведенную ей роль.
– Я не могла… Мне даже в голову не приходило, что… – Ари захлебывалась словами.
Афина схватила ее за рубашку и крепко вцепилась в ткань, словно боялась того, что подруга может сделать, если ее отпустить. У рубашки были такие широкие рукава, что в ней Ари одновременно напоминала и пиратского капитана, и байронического героя.
– Это не я, клянусь. И я не хочу, чтобы вы думали, что я виновна. – Гестия замолчала и взволнованно обняла себя, впиваясь пальцами в бока. Съежилась, став еще меньше. Она выглядела беспомощной и совсем напуганной, и Афина поняла, в чем тут дело: Гестия – сообразительная девушка. Она не могла не понимать, что рано или поздно станет подозреваемой.
Но судя по ее лицу, для нее стало ударом то, что ее подозревали именно они.
– Но у меня нет алиби. Вообще никакого. Нет, и все тут.
Гестия. Финальный босс – ее маленькая подружка? Это как вообще? Можно было заподозрить кого угодно, среди Двенадцати хватало и вспыльчивых людей, и людей со странностями, и стратегов, просчитывающий каждое движение наперед на много ходов. Но Гестия?
И все же все улики вели к ней.
– Я повторяла этот список как заколдованная. – Тихий, надломленный голос Ари. – Гермес, Афродита, Арес, Аполлон, Артемида, Посейдон… Я вычеркивала из него лишь одно имя. Упускала его не умышленно, а просто как… как нечто само собой разумеющееся. А потом нашла… вот это. В твоем обожаемом диване, черт бы побрал эту развалину!
Она сорвалась на крик и потрясла статуэткой. Бронзовый идол смотрел на них с осуждением. Ари поставила его на краешек стола, но он не удержался и полетел вниз. Никто не стал его поднимать.
– И теперь я должна найти того, кто подложил ее, чтобы вы мне поверили, – сказала Гестия.
Искренность в ее глазах, искренность в позе, искренность в изгибе губ и в тонких пальцах, которые она взволнованно заламывала.
Афина почувствовала, как что-то между легкими раскололась надвое.
Правда была в том, что она и так верила Гестии.
Она попробовала перехватить взгляд темных глаз Ари, но та отвернулась.
– Мы будем искать его вместе.
И Афина с облегчением поняла, что Ари тоже поверила.
– Тебе следовало бы пойти в полицию. – Гестия с вызовом подняла голову.
– Может, и следовало бы, – выпалила Ари, вытирая глаза. – Успокоиться и свалить все на единственного человека, рядом с которым я могла быть самой собой и никогда не чувствовать себя осужденной. Единственного человека, который заставлял меня чувствовать себя храброй. Потому что независимо от того, что случилось, независимо от того, насколько дико или дерьмово было все вокруг, я знала, что этот человек рядом.
Гестия вздрогнула, сделавшись еще несчастнее.
– Знаешь, я вовсе не безгрешная. В конечном итоге каждый достигает не самого дна, нет, это еще глубже. Когда кажется, что хуже быть уже не может. Например, тот случай с Прометеем, его потом еще выгнали… – Она запнулась.
– Это ничего, – кивнула Афина. – Расскажешь нам, когда придет время.
Ари яростно и неуклюже пнула статуэтку тяжелым ботинком.
– Я ведь почти купилась. Почти поверила Гермесу. Но я знала, всегда знала, что это не ты. А он так легко меня обманул! Держу пари, он и подложил нам статуэтку, когда понял, что запахло жареным. Может, он просто дурачит меня своими россказнями про плащ. Серьезно, как я могла быть такой доверчивой?
Гестия обняла ее, скрывая влажное покрасневшее лицо у нее на плече. Несколько секунд они стояли, обхватив друг друга.
– Не ты первая, не ты последняя. – Она повернулась к Афине и поманила ее пальцем: – Давай к нам!
– Детский сад, – проворчала Афина.
А потом нырнула в тесное кольцо переплетенных рук.
* * *
Зевс еле-еле пережил скучные дебаты, исход которых, по его мнению, был очевиден. Поговорив с Афиной и договорившись с Герой посмотреть вечером какую-то дурацкую комедию, он вышел из аудитории и уже хотел спуститься на первый этаж, как услышал голоса перед кабинетом декана. Один из них принадлежал Кроносу. Другого – женского, глубокого, грудного – Зевс никогда раньше не слышал.
Он высунулся из-за угла и прислушался, надеясь, что говорящие не обратили внимания на звук его шагов. В голове зазвучали слова Афины. «Значит, Кронос пытался убить Аполлона, – подумал Зевс. – Что же ты натворил, приятель? Чем декану так не понравились рассказы про видения в „Оракуле“ и твои пророчества?»
– Дорогая, я ничем не могу помочь тебе. Всем вам. Поверь, я пытался исправить все недочеты и ошибки этого мира, но он не поддается изменениям. – Кронос говорил тихо, отчетливо и, казалось, взвешивал каждое слово.
На секунду он отстранился от собеседницы, и Зевсу показалось, что это Персефона. Впрочем, он тут же понял свою ошибку: женщина, стоящая перед деканом, была значительно старше. Печальная и взволнованная, она постоянно теребила зеленый пояс платья.
«Возможно, мать Перси, – догадался Зевс. – Что ей могло понадобиться от декана? Дочь в коме, а она уже планирует ее программу обмена на следующий год?»
«У королей много ушей и много глаз», – как-то сказал ему Гермес, посмеиваясь над его любопытством. Но в этих словах была своя правда: чтобы оставаться королем, Зевсу приходилось знать о любой мелочи, происходящей в стенах университета. Знать – и держать под контролем.
– Это все бессмысленно. – Женщина всплеснула руками. – Как ты мог допустить такое? Неужели думал вернуть былую власть в этом иллюзорном мирке?
Кронос поджал и без того тонкие губы. Его тщательно уложенные седые волосы растрепались.
– Я в полной мере осознаю, что произошедшее во многом – моя вина.
– И тебя не тошнит, когда ты просыпаешься поутру, смотришь в окно, а все, что ты видишь, – никчемные вчерашние дети, увлеченные вечеринками и экзаменами? Разве такая победа была тебе нужна? Велика честь – править в королевстве умственно отсталых.
– Эта не такая уж плохая иллюзия,
