Хаски и его учитель Белый кот. Книга 1 - Жоубао Бучи Жоу
Чу Ваньнин быстро сориентировался в ситуации. Он стремительно вскинул рукава, прикрывая стоящих позади учеников, и с посуровевшим лицом спросил у Чжайсинь Лю:
– Как вас спасти?
Пусть медленно, но Чжайсинь Лю все еще мог управлять жидким металлом, струйки которого снова начали складываться в слова:
«Я вот-вот потеряю контроль над сознанием и, когда это произойдет, атакую вас, но вовсе не по своей воле. Я бессилен помочь вам и уже не успеваю дать подробные объяснения. Единственное, что я могу сделать, – это сообщить вам о техниках, которыми владею, и надеяться, что вы будете достаточно осторожны…»
Раскаленный металл отливал в воздухе все новые и новые строки.
«Всего я владею тремя техниками. Первая зовется “Сном о Нанькэ”[51]. Используя ее, я могу погрузить человека в сон, внутри которого он получит все, о чем мечтал, и останется в нем навсегда. Даже если духовная сила подвергшегося действию этой техники будет достаточно велика и он сможет осознать, что находится во сне, он все равно не захочет разрушать очарование и уснет навеки по собственной воле. Другая техника, “Искушение сердца”, ловит людей на алчности, используя объекты их желаний как наживку, после чего те готовы беспощадно убивать друг друга. Третья же, “Извлечение сердца”…»
Однако в тот самый момент его духовная сила иссякла, и он больше не мог писать в воздухе жидким металлом.
Секрет техники «Извлечение сердца» так и остался неизвестен.
Чжайсинь Лю пытался сопротивляться, но его тело вдруг разорвало изнутри, окутав горн облаком кровавой пыли. Он больше не мог повелевать раскаленным металлом, но сумел окунуть палец в кровь, намереваясь продолжить писать. Пара выпученных, судорожно подергивающихся глаз уставилась на Чу Ваньнина немигающим взглядом, показывая, что их хозяин не собирался сдаваться.
– Учитель! – Видя, что Чу Ваньнин собрался подойти ближе, Сюэ Мэн поторопился удержать его. – Не ходите туда, это может быть ловушкой!
Чжайсинь Лю не издавал ни звука, продолжая держать в воздухе вымазанный в крови палец. В его глазах стояли слезы.
– Вы хотите, чтобы я подошел? – спросил Чу Ваньнин.
Чжайсинь Лю медленно кивнул.
– Учитель, не надо!
Сюэ Мэн вновь кинулся останавливать его, но наставник повернулся к нему и покачал головой, после чего подошел к кузнечному горну и протянул руку.
Чжайсинь Лю, казалось, был тронут его доверием до глубины души. Окинув Чу Ваньнина пристальным взглядом, дух ивы, будто желая выразить свое уважение, из последних сил взмахнул руками с повисшими на них клочьями плоти, пытаясь сложить их в вежливый жест, а затем, превозмогая ужасную боль, схватил ладонь Чу Ваньнина и дрожащим пальцем написал:
«Вытяни жребий, разрушь кошмарный сон…
Ни в коем случае не… теряй… рассудок…
Сломай… кошмар… уничтожь… бедствие!»
Он не успел дописать иероглиф «бедствие» до конца. Тело Чжайсинь Лю внезапно начало терять очертания, оплывая, будто огромный ком грязи, и стремительно втянулось внутрь горна, пропав из виду.
Раздался грохот. Из горна вместе со струей раскаленного металла вырвалось девять алых огненных столбов, принявших форму драконов. Страшное зрелище вынудило Чу Ваньнина отступить, и огонь озарил его черные сведенные вместе брови.
В воздухе между бьющими вверх струями металла повисло четыре невесть откуда взявшихся нефритовых пластинки.
Вспомнив недавние слова духа ивы, Ши Мэй тут же предположил:
– Это и есть… тот жребий, о котором говорил Чжайсинь Лю?
Видя, что юноша собирается подойти ближе, Чу Ваньнин удержал его.
– Не подходи. Все держитесь позади – я буду первым.
– Учитель… – пробормотал Ши Мэй.
– Пока я здесь, все будет в порядке, – заверил наставник. – Вы все, не вздумайте рисковать. Сперва я вытяну жребий, а потом попробуете вы.
Чу Ваньнин произнес это совершенно равнодушным тоном, отчего казалось, будто он произносит лишь слова и за ними нет никаких глубоких чувств или переживаний. Однако стоило Мо Жаню услышать это, как его сердце вдруг пропустило удар, и очертания стоявшего перед ним Чу Ваньнина почему-то наложились на образ того бессердечного человека из его воспоминаний, что стоял и бесстрастно наблюдал за тем, как умирал его ученик.
Почему же в тот раз наставник, который, оказывается, способен произнести подобные слова, позволил своему ученику умереть?
Мо Жань вдруг осознал, что никогда не понимал Чу Ваньнина.
– Учитель… – не выдержав, тихо пробормотал он.
Не обращая на своих учеников никакого внимания, Чу Ваньнин поднял руку и вытянул жребий, представлявший собой тонкую пластинку из светло-желтого нефрита. Перевернув ее, он осмотрел другую сторону и негромко хмыкнул.
– Что такое? – спросил Сюэ Мэн.
– Жребий пуст, – ответил Чу Ваньнин.
– Как так? – озадаченно воскликнул Сюэ Мэн. – Дайте-ка я тоже попробую.
Каждый из них взял себе по одной пластинке. На тех, что достались Сюэ Мэну и Ши Мэю, тоже не было никаких надписей, зато Мо Жань, перевернув свою, широко раскрыл глаза от изумления.
– «Сосуд древнего дождя»?
Остальные трое тут же повернули к нему головы.
– Что еще за «сосуд древнего дождя»? – нахмурился Сюэ Мэн.
Мо Жань ткнул пальцем в свой нефритовый жребий:
– Тут так написано.
Сюэ Мэн подошел, чтобы посмотреть. Взглянув на надпись, он вдруг сердито крикнул:
– Тьфу на тебя! Ты что, прочел только те части иероглифов, которые знаешь?
– Это «кровавые часы», – вдруг произнес Чу Ваньнин.
Он понимал почти все символы языка Цан Цзе и не стал бы произносить вслух то, в чем не был уверен. Если он сказал, что на пластинке было написано «кровавые часы», значит, так оно и было.
– И что это значит? – непонимающе спросил Мо Жань.
Чу Ваньнин покачал головой.
– Понятия не имею.
Но тут, будто отвечая на вопрос Мо Жаня, откуда-то из-под купола крыши священной оружейной донесся глухой грохот, и сверху рухнули огромные песочные часы, потертые и покрывшиеся патиной. Они отличались от обыкновенных песочных часов лишь тем, что сверху на них был зачем-то установлен большой бронзовый крест.
Чу Ваньнин взглянул на часы, потом – на нефритовый жребий в руке Мо Жаня.
«Кровавые часы».
Догадка молнией пронеслась в голове Чу Ваньнина, мигом сообразившего, что на самом деле означало «тянуть жребий». Мгновенно изменившись в лице, он строго крикнул:
– Мо Жань, выбрось жребий, быстро!
Юноша не знал, почему должен это сделать, но послушался. Однако, попытавшись отбросить от себя нефритовую пластинку, Мо Жань понял, что она намертво пристала к его ладони и оторвать ее не представлялось возможным.
Тихо выругавшись, Чу Ваньнин ринулся к нему, собираясь забрать у Мо Жаня жребий и вложить ему в руку свой. Но в этот самый момент из потертых бронзовых часов внезапно вырвалось несколько десятков
