Азовский гамбит (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

– У тебя есть кто-нибудь на примете? – повернулся к капралу Кирх.

– Пожалуй, я пришлю этого недотепу Попела. Из тех, кого я знаю, только он хоть немного соответствует такому описанию…

Явившись на зов начальства, Вацлав удивленно окинул взором собравшуюся здесь странную компанию, и спросил:

– Что я должен делать?

– Будешь помогать этому шарлатану и гляди хорошенько, чтобы он или его женушка не сбежали!

– Вы думаете, что капитана еще можно спасти?

– Не твоя забота думать, щенок! Но ты все же старайся, иначе вешать этого мерзкого старикашку придется тоже тебе!

В этот момент жена доктора наконец-то пришла в себя. Кажется, женщина не очень понимала, что вокруг происходит, но инстинктивно чувствовала опасность. Лихорадочно обведя всех присутствующих глазами, она остановила свой взгляд на Вацлаве и, казалось, безмолвно попросила его о помощи…

– Я согласен!

На улице уже светало, спать больше не хотелось и, чтобы разогнать столь некстати нахлынувшие воспоминания, Попел решил пройтись. Быстро одевшись и накинув поверх камзола плащ, он вышел вон из своей избушки. Весна уже вступала в свои права, однако по утрам все еще случались заморозки, и под сапогами медикуса то и дело похрустывала ледяная корочка. Приткнувшийся к стене лекарни часовой на появление доктора не отреагировал.

– Проснись, каналья! – беззлобно ткнул кулаком в бок прикорнувшего солдата Вацлав и пошел дальше.

Подойдя к берегу протекавшей рядом речки, названия которой он так и не удосужился выяснить, доктор вдруг с ностальгией подумал, что эта местность, в сущности, не так уж сильно отличается от его родной Моравии, где у него было маленькое родовое поместье – скорее даже ферма.

– Эх, доведется ли мне еще увидеть отчий дом? – спросил сам себя он и не смог ответить.

Внезапно совсем рядом раздался приглушенный топот копыт, какой бывает если обмотать ноги лошадей тряпками. Хорошо знавший этот звук Вацлав тут же встрепенулся, и положил руку на эфес шпаги. Вскоре показались и всадники.

– Кто таков? – грозно крикнул на него один из верховых, поигрывая плетью.

– А вы кто? – вопросом на вопрос отвечал прекрасно понявший его чех.

– Шайтан! – прошипел второй, выглядевший сущим дикарем в лисьем малахае, и внезапно спрыгнул прямо на плечи самозваному бакалавру.

Вместе они быстро скрутили доктора, но убивать не стали, а подождали, пока к ним не приблизилась еще одна группа всадников.

– Доброе утро, – неожиданно приветливо поздоровался с ним по-немецки молодой человек примерно тех же лет что и сам Попел. – Кажется, мои спутники напугали вас?

И повернувшись к незнакомому богато одетому на польский манер пану, распорядился:

– Это уж слишком. Развяжите его немедленно.

В отличие от остальных одетых весьма пестро, но, в основном в русские или польские одежды, на этом господине был простой, но весьма добротный камзол, какие обычно носят рейтарские офицеры и широкополая шляпа. На боку его красовалась шпага, а из ольстр[16] торчали рукояти пистолетов.

– Вовсе нет! – едва получив свободу, смело ответил ему Вацлав, раздувая от гнева ноздри и время от времени нервно поглядывая на мрачные и казалось ничего не выражающие лица своих пленителей.

Идея заявиться в лагерь Панина рано утром и постараться застать всех врасплох принадлежала Михальскому. Корнилий когда-то был наставником юного Федьки и теперь относился к тому с какой-то странной смесью покровительства и строгости и поэтому никогда не упускал случая, подловить своего недавнего подопечного на какой-либо оплошности.

Мне эта идея не то чтобы понравилась, но почему бы и не потрафить бывшему лисовчику? В общем, мы обмотали копыта наших коней тряпками и попытались пробраться вдоль берега к лагерю охотников, где и наткнулись на иноземного офицера, оказавшегося весьма ершистым и бдительным малым. Что, впрочем, не помешало его захватить.

– Кто вы такие? – еще раз громко крикнул он нам, явно надеясь, что поднятый им шум будет слышен в лагере.

– Мы друзья полковника Панина и хотели устроить ему небольшой сюрприз.

– И поэтому старались быть скрытными и напали на меня?

– Стреляный воробей, – ухмыльнулся я. – Такого на мякине не проведешь. Ладно, отпустите его!

– Может… – многозначительно хмыкнул Михальский, явно подразумевая силовое решение вопроса.

– Полно, неужто не наигрался? – отказался я и снова обратился к незнакомцу. – Как вас зовут, герр офицер? Я был уверен, что знаю всех иноземцев в полку нашего друга, но ваше лицо мне не знакомо.

– Я не офицер, а полковой лекарь. Меня зовут Вацлав Попел.

– Ах да, я что-то слышал о вашей милости! Вы совсем недавно прибыли из Мекленбурга и в Аптекарском приказе вас сразу же отправили сюда.

– Именно так, герр…

– Можете звать меня Иоганном, – отозвался я. – А вы, я так понимаю, чех?

– С вашего позволения, мораванин.

– И какая же нелегкая занесла вас в Мекленбург? Хотя, что это я, ходят слухи, что он переполнен беженцами из Богемии.

– Да, я один из тех несчастных, кого злая воля императора Фердинанда заставила покинуть отчий дом.

– Простите, но вы не больно-то похожи на простого обывателя, бегущего от войны. Скорее вам бы пошел костюм военного. Где вы учились лекарскому искусству?

– Я окончил Пражский университет, – немного приврал Вацлав.

– О вашей альма-матер идет слава по всей Европе! – ухмыльнулся я. – Так значит, вы – пеликан?[17]

– К вашим услугам, – уклонился от прямого ответа Попел, не успевший толком закончить даже факультет свободных искусств.

Судя по всему, наше появление и болтовня с эскулапом все же привлекли внимание часовых и над военным лагерем поплыли звуки горна и барабанная дробь.

– Вот видишь? – обернулся я к Корнилию. – Служба несется вполне исправно!

– Ну-ну, – недоверчиво буркнул Михальский.

– Надеюсь, мы еще встретимся, пан Попел, и ради всего святого не обижайтесь на моих спутников, – снова обратился я к чеху, – а теперь нам пора.

– Непременно, герр Иоганн, – довольно двусмысленно отозвался тот и вежливо поклонился.

Охотницкий полк, в целом, мне понравился. Было понятно, что дисциплины вчерашним татям и беглым не хватает, маршировать они и вовсе толком не умеют, однако в осажденной крепости последнее не так уж и нужно. Тут главное от турок отбиваться, а с этим они должны справиться. Что же до порядка, то тут все карты в руки Панину. Сумеет удержать этот варнацкий сброд в руках, значит победит.

Федька встретил меня радостно, архаровцев своих демонстрировал даже с какой-то гордостью. Вот, мол, какие ни есть, а вымуштровал! Кстати, «архаровцами» разных раздолбаев еще никто кроме меня не называет. Странно, я-то был уверен, что это исконное выражение. Так сказать, из глубины веков, а вот, поди же ты![18]

– Ну, что там, молодец! – похвалил я стольника. – Большего с таким сбродом, да за такое малое время и пожелать грех.

– Благодарю, государь, на добром слове, – с достоинством поклонился тот.

– Дело тебе поручаю тяжелое, да опасное, – продолжил я. – Азов, конечно, укрепили основательно, но ведь и османы с малыми силами не пойдут. Так что даже не знаю, свидимся ли еще на этом свете?

– Наше дело служивое, – пожал плечами Панин.

– Сулить награду, прежде чем дело сделано не буду, не по мне это. Однако если есть, какие просьбы, самое время сказать. Коли смогу, сделаю!

– Какие уж тут просьбы, государь, – развел руками Федька. – И так я твоею милостью паче всякой меры обласкан, мне за то вовек не рассчитаться!

– Скромность, брат, украшает женщин, хотя мы, отчего-то чаще смотрим на нескромных. Ладно, как знаешь. Вернешься тогда и награжу. Ну а если не будет на то божьей милости, твои дети – мои дети. Не оставлю.

– Благодарствую, – снова поклонился стольник.