Александр Сапегин - Жизнь на лезвии бритвы (СИ)

— Да, уж, — протянул Генри, почесав затылок. — Ну и картинку ты нарисовал.

— Нормальная картинка, — поигрывая метательным ножом, сказала Гермиона. — Держи себя в руках, а язык за зубами и будет тебе счастье.

— Гарольд, — шаркнула ножкой Бекки, — скажи, вот, к примеру, дерутся грифы и слизы, или близнецы Уизли прикалываются, почему никого «кондратий» не колотит?

Со стороны стоек с гантелями полыхнуло интересом. Ну, слушайте, мне не жалко.

— В драке просто: подрались и разошлись, никто клятв убить не давал, начистили друг другу фэйсы или проклятиями обменялись, это на общем фоне выглядит равноценным обменом и обходится без последствий. Теперь другая ситуация: слизеринец оскорбил грифа с нашего факультета и проклял его в спину. Тут тоже смотрим: наш задирался, независимо как. Косо посмотрел, оскорбил ненароком, плюнул вслед и получил ответку. Типичный первый случай, то есть на лицо размен. Прокляли втихую: если никакие клятвы не преступили и не нарушили писаные и неписанные законы, то разъезжаемся по — мирняку и без последствий. Полежит мальца под надзором колдомедика и будет лучше нового. Прокляли грязно…, Дафна, Гермиона, поведайте нам, пожалуйста, какое первое правило Слизерина?

— Факультет — это одна семья, — ответила Дафна.

— Вот тебе и ответ, Бекки. Внутри Слизерина принято отождествлять себя одной семьёй. Если отдельный член факультета вышел за рамки, то ответственность ложится на весь факультет, разбиваясь не на один большой проступок, а на множество мелких. По количеству слизеринцев, а мелочь имеет свойство рассасываться без последствий. Конечно, нарушителю свои потом на факультете вдуют по первое число, но мадам Помфри в медицинском крыле работ привалит несравненно больше. Ворон ворону глаз не выклюет, хотя просто перьями гад не отделается, но это лирика. Переходим на ступень выше — деканы.

— А причём здесь деканы? — не поняла Бекки.

— При том, что они заключают договора, в которых чёрным по белому прописано, что они обязаны бдить и выступать в роли своеобразных опекунов шебутного «воинства». Внутри Хогвартса деканы — это мамы, папы, судьи и палачи в одном лице (полосатая кошка по — человечески кивнула головой). За достижения и проступки студиозусов магия одаривает и наказывает именно их. Если у змеек хитрые главы факультетов, дабы не стать громоотводами, создали прослойку коллегиальной ответственности всего факультета и лишь потом разбираются с последствиями, судя и милуя виновных, про Гриффиндор я этого сказать не могу (в ментале колыхнулась волна возмущения, МакГи ярится за несправедливую обиду). Остаётся только посочувствовать нашему декану. Минерва МакГонагалл очень смелая и мужественная женщина (наша кошка удивлена подобной оценкой). К примеру: мы занимаемся изо всех сил, движемся вперёд и тем самым как бы поднимаем ей карму, но близнецы своими шуточками эту карму весело пинают с горы. Так что нашей деканше достаётся не по — детски. МакГонагалл спасает беспристрастное отношение и то, что она старается судить справедливо. Создаётся такое впечатление, что Дамболдор специально потакает придуркам Уизли, чтобы попортить жизнь декану (неверие и возмущение, кошка тихо зашипела). А как ещё расценивать их вечные помилования. Декан наказывает, директор тут же, не отходя от кассы, милует засранцев, и выдаёт им индульгенцию. Уизли всё равно, они уже меченные, а следом за пострадавшими студиозусами откат лупит по МакГонагалл. Эдак навлечет она горе горькое на Род. Когда‑нибудь шутки перейдут из количества в качество. Тем более МакГонагалл темная и честь Рода, в её случае — клана, для нашего декана не пустой звук. Как‑то так, хотя в реальности всё намного сложнее.

— А почему она тёмная? — тихо спросила Дафна.

— Мисс Гринграсс. Дафна, солнце моё, ты меня убиваешь…

— Чем? Поведайте мне, сударь, как я стала причиной вашей смерти? — ядовито ответила ледяная слизеринская ехидна.

— Сударыня, это же элементарно, вам стыдно не знать к какой категории относятся анимаги. Стыдно вам, стыдно? — осознав промашку, Дафна покраснела щёчками и поникла головой.

— К какой? — влез в разговор Генри. Ему‑то простительно.

— Девяносто процентов анимагов происходят из тёмных родов. Десять оставшихся процентов из нейтралов. Светлые не могут вытащить наружу своего зверя, к тому же до девятнадцатого века клан МакГонагалл славился боевыми магами, некромантами и призывателями духов, что само по себе трудно отнести к светлым граням искусства. Ей бы ещё в себе разобраться. Славно нашей кошечке запудрили мозги. До чего докатился мир! Это же надо: насквозь тёмная волшебница искренне мнит себя светлой.

Через пяток минут разговор завял сам собой, и мы засобирались по факультетам. Время к отбою. Становиться кандидатами на отработку никто из нас не желал. Похватав с гардеробной мантии, честная гриффиндорская компания отправилась провожать Гермиону и Дафну в холодные слизеринские подземелья. Глубоко задумавшаяся кошка осталась одна в опустевшем спортзале. Кто бы мог подумать, что первокурсники подкинут ей столько пищи для ума.

Аккуратно вбитый клинышек неопровержимых фактов породил глубокую трещину недоверия к директору и заставил широко распахнуться замыленные повседневными заботами глаза. Я — зло, и я это знаю…

Интерлюдия.

Самхейн (31 октября). Северное море. Остров Азкабан.

С кончика волшебной палочки сорвался белый луч, превратившийся в волчицу. Зарычав, телесный патронус набросился на дементора, который был закутан в обтрёпанный плащ. Неистово взвизгнув, порождение потустороннего мира потянулось за вожделенной искрой, вытянутой из узника, но патронус и управляющий артефакт в руках пожилого аврора не дали ему сполна насладиться добычей.

— Двигайте клетку! Быстро, шевелитесь мордредовы выродки! — приказал аврор двоим подручным.

Заиндевевшие от холода и контакта с адской тварью помощники споро закрутили ворот лебёдки. Клетка с коленопреклонным трясущимся стариком подкатила под медленно падающий огонёк. Секунда…, другая…, искра опустилась на согбенную спину. Осветив напоследок верхнюю площадку северной башни крепости — тюрьмы, огонь без остатка впитался под кожу старика.

— Ах — х–х, — перестав трястись и будто испытав оргазм, протяжно выдохнул человек в клетке. Кожа на его лице потеряла пергаментный цвет и разгладилась, на скулах проступил румянец, а глаза наполнились внутренним светом. — Боже, Мерлин, как долго я этого ждал…, — по щекам человека потекли слёзы.

— Получилось? — спросил аврор у высокой женщины, с ног до головы закутанной в чёрную ритуальную мантию с рунами, вышитыми серебряной нитью по подолу. Наружу у ведущей ритуал выглядывали только кисти рук и загадочно поблёскивали тёмные глаза, и то аврор бы уверен, что на глазах суровой дамы и на старике навешаны иллюзии. Гости мрачного острова заранее обезопасили себя.