Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – рауграф
– Переживает, – проговорил барон хмуро. – Сильно. Слишком. Слуги поговаривают, что боятся за него. Как бы руки на себя не наложил.
– Он этого не сделает, – сказал я. – Грех! Господь не разрешает.
– Теодорих чтит Господа, – ответил Альбрехт, – но иногда боль становится такой невыносимой…
Я огрызнулся:
– А вам откуда знать? Всегда с улыбочкой. Щас я вам ее сотру!..
Он слушал так же хмуро про нелепое поражение, что я потерпел исключительно по своей дурости и самоуверенности.
– И что теперь будете делать?
Я прорычал:
– Как что? Все должно идти как задумано! В смысле цель должна быть достигнута, а уж каким путем к ней идти…
– Ну-ну?
– Для начала, – сказал я, – установить заградительные пошлины. Мы должны защищать отечественного производителя. Теперь земли сэра Сулливана…
– Барона Сулливана, – ехидно вставил он.
– Барона Сулливана, – согласился я. – Да, земли барона Сулливана принадлежат практически другому государству, так что мы даже налогов с него получать не можем.
Он думал недолго, его мысль может быть изощренной, но когда нужно, она похожа на длинное рыцарское копье, что не знает изгибов.
– Значит, задушим голодом?
Я покачал головой:
– Ну что вы, барон, слова такие употребляете! Задушим, замочим, зачистим, уберем… Мы же культурные люди! Просто применим экономические санкции. Если сулливановцы будут упрямиться слишком долго, мы потом придем в их опустевшие земли, уберем скелеты умерших от голода и великодушно примем территорию под нашу юрисдикцию.
Он посмотрел на меня пристально:
– А вы крепкий орешек, сэр Ричард. Так или иначе, но добиваетесь своих целей.
Примчался монах и без обычного смиренного поклона пригласил меня немедленно идти с ним к великому кардиналу и его прелатам. Я поднялся из кресла, быстро закипая, гнев бьет в голову, как волны прилива в скалистый берег.
– Что-то ты, братец, – процедил я, – смирение слишком быстро теряешь. Аль гордыня дьявольская опутала?
Он посмотрел на меня бесстрашно, будто мечтает взойти на костер за веру:
– Я служу Господу, сэр Ричард.
И этот, мелькнула мысль, перестал называть меня вашей светлостью. Дела совсем плохи, если судить по таким малозначащим вроде бы признакам.
Я переступил порог и сразу же отвесил общий поклон. «Смиряй гнев свой, – напомнил внутренний голос. – Смиряй, не давай ему вырваться наружу. Эти сволочи нарочито провоцируют, разве не видишь?»
– Доброго здоровья, святые отцы, – сказал я. – И хорошей работы на благо Церкви.
– Во имя Господа, – ответили они неохотно, я, как подсудимый, не должен получать инициативу ни на минуту, – все нами делается, сэр Ричард, во имя Господа, а не Церкви.
– Уверен, – сказал я, – эти понятия идентичны. Вы меня приглашали, святые отцы, или это я сам нечаянно зашел, потому что очень уж восхотелось вас увидеть?
Кардинал посмотрел на меня с угрюмой враждебностью.
– Не острите, сэр Ричард, – посоветовал он ледяным голосом. – Мы прекрасно видим, как вы к нам относитесь. И это вам тоже не добавляет симпатии. Нами получены сведения, что вы повесили церковных проповедников, перед тем как бросились усмирять мятежного лорда…
– И которого не усмирили, – добавил отец Габриэль с ядовитой улыбочкой.
Гнев бьется в череп горячими волнами, я чувствовал, что краснею, эти гады решат, что от стыда, а это как раз злость…
– Брехня, – сказал я резко. – Я повесил лжепроповедников!
– Они были священниками!
– Не были, – отрезал я. – Но если бы и оказались – все равно бы повесил.
Прелаты затихли, отец Раймон чуть-чуть качнул головой, в глазах страх, что вот сейчас затяну себе на шее петлю.
Кардинал бросил резко:
– Объясните!
– Они вещали, – ответил я, стараясь держать слова под контролем, – насчет Избранности и Предначертанности. Самый большой позор и пятно на людях, но этого тупое большинство просто не понимает по своей ограниченности. Если кто-то кем или чем-то еще до рождения избран стать королем или императором, то остальным предназначена роль быдла, тупого скота. И только! Без малейшего шанса вырваться из рабского состояния. Предначертано – и все!
Отец Габриэль поморщился:
– Возможно, народ в это верит не напрасно? Есть люди благородного происхождения, есть неблагородные даже очень…
– Мне стыдно такое слышать от вас, – отрубил я. – Как вы можете? Разве мы не все равны перед Господом?.. Народ надо просвещать. Не только детей, но и зрелых. Даже стариков. Только вера Христа сказала: вы все – избраны!.. Вам всем предначертано!.. Вы все равны, и венца достигнет только тот, кто будет стараться!.. А не так, мол, предначертано – и все! Придет время, и все равно тебе в руки упадет большой пряник… Никто не унижен этой подлейшей предначертанностью: ты – будешь королем, а вы все останетесь быдлом!
Отец Раймон вскинулся, в глазах поддержка, сказал торопливо:
– Это общеизвестно, сэр Ричард. Но почему вас это так задевает? Настолько, что велели вешать таких людей?
Я вскрикнул:
– Общеизвестно? Где, в Ватикане?.. А вы поговорите с простым народом! У них всегда жива вера в то, что в какой-нибудь семье пастухов родится ребенок, который Избранный!.. И станет не то справедливым королем, не то еще чем-то…
Кардинал сказал нетерпеливо:
– Это все унижающее человека язычество. Хотя среди неумных людей как раз считается, что в язычестве люди были гордыми, а во Христе – униженные и покорные. Но вы не уводите допрос в сторону. Нас интересуют больше ваши мотивы. Квалифицируем это пока мягко, как злостное превышение данной Господом власти.
Я вскрикнул:
– Превышение?
Он оборвал злым голосом:
– В Евангелии от Луки сказано: «От всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут». Так что, сэр Ричард, не ропщите…
Я огрызнулся:
– Я не ропщу. Я просто не понимаю, что случилось!
– Ничего не делается зря, – сказал он тяжеловесно. – А лишь по воле Господа.
Я стиснул челюсти, отговорка мощная, начисто убивающая всякую полемику. В Церкви как в армии: стой навытяжку и слушай. Ты рядовой, будь ты хоть королем, а с тобой говорит полковник от имени генералиссимуса.
– Цитаты к месту, – сказал я уже тише и стараясь, чтобы звучало миролюбивее и без задиристости, – это замечательно. Но беда Евангелия и вообще Библии в том, что там все держится на мудрости. Из-за этого и Церковь выглядит в глазах простого человека как что-то занудное, неинтересное и совсем уж необязательное.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});