Тринадцать жертв (СИ) - "Lillita"

— Активированные осколки показали память, которую хранили, основываясь на памяти души, — тихо сказала Ингрид. Для неё это многое объясняло.

— Да, наверное. Я бы не хотел говорить, что именно было в том прошлом, но… Ингрид, я вспомнил, какое проклятье связывает нас.

Она молчала, но точно хотела услышать продолжение. Эгиль глубоко вдохнул в попытке убедиться, что верно всё запомнил из рассказа и мыслей своего прошлого, ведь сам момент проклятия не видел. И хорошо, потому что ему хватило и одной изувеченной волшебницы.

— В прошлом я убил ведьму. Я был палачом, который ненавидел всех магов, и пытал её. Перед смертью она сказала, что до конца той жизни меня будет поглощать страх, а потом я сам перерожусь магом и влюблюсь в ведьму. Буду одним из тех, кого ненавидел, и сам свяжу себя с той, кого ненавидел. Тогда для меня уже и этого знания хватало, чтобы ужаснуться от проклятья. Но ведь на самом деле это было бы слишком гуманно… Поэтому она сказала, что эта связь принесёт мне много страданий, что я сполна пойму, каково на самом деле было магам, которых я убивал. И это проклятье будет преследовать меня, пока мы не простим друг друга.

Тяжело вздохнув, Эгиль огладил бледную щёку. Ингрид не выглядела удивлённой, скорее задумчивой. Она покачала головой и слабо улыбнулась. Немного облегчённо и очень печально.

— Теперь-то я очень хорошо знаю, насколько проклятья опасны и подлы к тем, кто их насылает. Делая зло другим, будь готов принять его и на себя, и не надейся, что смерть поможет этого избежать. Что ж, значит, хотя бы одно мы смогли разрушить? — спросила она и получила в ответ неуверенный кивок. — Я не помню этого, но по знакомым чарам могу понять, что в этом тоже виновата я. Знаешь… — Ингрид положила правую руку Эгилю на сердце. Он вздрогнул, но быстро понял, что момент смерти ещё не настал. — Мой муж был слабым магом. И я чувствовала на нём такую же знакомую магию, но так и не нашла причину этого чувства. Иронично и очень ожидаемо, проклятье связало тебя со мной. Значит, оно же постаралось потом всё разрушить. Ради мести я испортила своё же будущее…

— Ингрид, ты не виновата, — твёрдо прервал её Эгиль. — В момент проклятья тобой двигали отчаяние и гнев. Совершенно справедливый гнев. А жизнь поломала начавшаяся охота. Она бы никуда не делась, даже не будь того проклятья.

— Нет, — она отрицательно качнула головой. — Ничто не оправдывает такого поступка. Из-за этого и существует отдача. И она тем сильнее, чем большее зло было совершено. Магия, в отличие от нас, непреклонна и справедлива. И всё же… — Ингрид посмотрела на серебряное кольцо с серым камнем, оно было надето как раз на правый безымянный палец. — Пока мы были вместе, я была счастлива. Моя семья — самое ценное, что у меня было, но как память о тех днях осталось только кольцо. Оно заменяло обручальное, мы ведь не могли заключить брак законно. С его же помощью я тринадцать раз убивала своих близких. Потому что у меня больше не было ничего, что можно было бы использовать как сосуд для энергии. У моих новых тел почти не было сил… — Ингрид развернула руку и посмотрела на ладонь. Чистую, но ей всё ещё мерещилась кровь. — У Дикры была душа нашей дочери. Почему тогда я не знала, что она выжила? Я ведь думала, что потеряла всех, поэтому была готова на любой шаг. Вся моя жизнь — это ошибки и расплата за них.

Эгиль поцеловал Ингрид в лоб и прижал её к себе. Ему было ненавистно то, что она вешала всю вину на себя, но переубедить было невозможно. Оставалось только быть рядом до тех пор, пока он не погибнет от её же руки. Странно и безумно — обнимать свою убийцу, подсознательно отсчитывая минуты до конца, но Эгиль правда любил её. Не потому, что так велело проклятье. Просто любил и потому сожалел, что вскоре должен покинуть. Снова оставить одну наедине с грузом ответственности, ошибок и чужой ненависти. Ведь для остальных Ингрид — только источник зла, но можно ли их судить, если они её совсем не знали? Они знали только ту часть истории, в которой Ингрид была причиной всех бед, страшной ведьмой, жестокой убийцей.

Эгиль аккуратно оттолкнул от себя Ингрид и согнулся, схватившись за горло. Им не нужны были слова, чтобы понять, что это значило, что произошло. Ингрид взмахнула рукой. Нужно было остановить остальных и как можно быстрее привести сюда близнецов. Их должна убить она, а не нарушенная клятва. Ну почему только смерть может быть достаточно убедительной причиной, чтобы хранить молчание?

Секунды растягивались до целой вечности. Ингрид судорожно вцепилась в своё же запястье, оставляя ногтями глубокие красные отметины. Эгиль пустился на колени, хрипло и поверхностно дыша. Шаги близнецов стали слышны, только когда он начал заходиться в кровавом кашле. Ингрид раздражённо цокнула и отпустила запястье, длинный рукав тут же скрыл следы её беспокойства.

— Слишком долго, — прошипела она.

Пол сковал ноги близнецов, как только они оказались достаточно близко. Ингрид окинула их быстрым, но внимательным взглядом. Судя по состоянию Исаака, именно он нарушил клятву, значит, первым нужно убить его. Ингрид сделала шаг навстречу. Последний шаг, которого недоставало ей, чтобы дотянуться до близнецов, которые продолжали держаться за руки. Потому что не могли больше пошевелиться. Дальше было быстро. Левой рукой Ингрид закрыла Лауге правый глаз, а правой вырвала осколок из сердца Исаака. Сразу после этого левая рука опустилась к сердцу второго хранителя. Пара резких движений, и вот у неё два осколка и две окровавленные руки, а вместо трупов — портреты.

Ингрид тут же развернулась к Эгилю, который держался из последних сил. Она кинулась к хранителю и опустилась рядом. По всему замку раскатывался бой часов. Пять ударов, а почти сразу за ними — шесть.

— Ну и дети, даже день спокойно дожить не дали, — усмехнулся Эгиль, но это прозвучало слишком надорвано.

— Теперь уже ничего не поделать, — прошептала Ингрид, откладывая осколки в сторону и одной рукой обнимая хранителя.

— Да, но… — Эгиль, пересиливая себя, поднял голову и посмотрел ей в глаза. — Любимая, пожалуйста, не вини себя. Ни за прошлое, ни за настоящее. Просто… Найди свой покой.

Ингрид поджала губы. Ответ не шёл в голову и не было времени подбирать слова. В прошлый раз она уже оплошала, когда не смогла убить того, кого любила.

— Друг перед другом мы больше не имеем долгов, поэтому найди покой и ты, — прошептала она в покрасневшие от крови губы и припала в последнем поцелуе.

Окутанная невидимой магией рука давно отработанным движением пробила грудь, с отвратительным треском ломая рёбра. Тонкие пальцы лучше любого наточенного ножа вонзились в такое тёплое, беззащитное и давно потерявшее покой сердце. Теперь оно, наконец, перестанет испуганно трепыхаться в клетке груди. Ингрид нащупала осколок и вместе с пальцами сомкнула губы. В её объятиях была только пустота. И семь ударов отдавались в голове.

«Надо поторопиться отнести осколки. Они точно захотят меня найти», — отрешённо подумала Ингрид, поднимаясь с пола. Хотелось бы в последний раз увидеть всех, ведь больше она не сможет открыто находиться рядом с ними.

***

Как только часы затихли, с хранителей спало оцепенение.

— Семь часов, — еле слышно прошептала Мейнир, вцепившись в Мейлира.

Только что они потеряли ещё троих. Или четверых? Ведь Ирмелин, которую они считали частью своей объединённой одним несчастьем семьи, теперь была врагом. Близнецы же сказали правду? Даже если поверить Исааку было сложно, его слова подтвердил Лауге. Он бы не стал пересиливать себя и врать, тем более о таком.

— Надо проверить, — сказала Фрейя, вскочив со своего места.

Как ни странно, но ей ответил согласным кивком Мастер. Кажется, это был первый раз, когда он среагировал на кого-то, кроме Гленды, когда фраза не была обращена напрямую к нему. Следом согласился Майлир, а у остальных просто не было выбора — теперь их бы точно не оставили одних. Фрейя взяла за руку Элеонору, Мейлир подхватил под локоть Мейнир, а Мастер просто поднял Гленду на руки, потому что от навалившихся эмоций ей снова стало слишком плохо, чтобы идти самой.