Олег Авраменко - Протекторат (Призрачная реальность)

Командор Манчини, хоть и не работал в Службе Безопасности, был посвящён во все обстоятельства дела и знал об участии Конте в секретном расследовании. Он сообщил, что через пять недель после отбытия с Терры-Сицилии эсминца «Отважный» руководство Корпуса наконец-то сумело докопаться до правды — вернее, как про себя заметил Конте, до того, что в Семье Трапани считали правдой, — о якобы намерении адмирала Сантини свергнуть нынешнего дона и занять его место.

— В случае необходимости, — говорил дальше командор Манчини, — мне дали полномочия взять адмирала под арест и силой доставить его на Терру-Сицилию. Как я понимаю, верховному командованию, в принципе, глубоко наплевать, кто будет стоять во главе этого мафиозного кодла — дон Фабио или дон Микеле, но ему совсем не улыбалось, что предполагаемый переворот мог быть осуществлён при участии некоторых офицеров Корпуса.

— Поэтому, — предположил Конте, — вам было поручено арестовать не только адмирала Сантини, но и всех, кто подозревается в связи с ним?

— Никак нет, контр-адмирал. Об аресте других офицеров речи не шло. В личной беседе со мной адмирал Ваккаро сказал, что вряд ли они сознательно участвовали в заговоре. Скорее всего, адмирал Сантини просто использовал их — да и то, возможно, не всех, — в своих целях, внушив им, что удар направлен против Семей в целом, против существующей на Терре-Сицилии политической системы.

— Думаю, так оно и было, — поспешил согласиться Конте. — За это время по долгу службы я близко сошёлся с этими офицерами, особенно с коммодором Валенти и капитаном Романо, и считаю их глубоко порядочными людьми, всецело преданными Корпусу и Протекторату. Вы, случайно, не в курсе, будут ли им предъявлены какие-либо обвинения?

— Ничего определённого я не знаю. Но мне кажется, что теперь, со смертью адмирала Сантини, дело утратило свою актуальность, и верховное командование спустит всё на тормоза, чтобы не накалять страсти. По всей видимости, все семеро подозреваемых просто получат новые назначения, подальше друг от друга. Хотя, конечно, это решать не мне.

«Похоже, многое будет зависеть от моих рекомендаций, — подумал Конте. — Надо постараться, чтобы Ваккаро удовлетворился версией Семьи Трапани и не стал копать дальше. Иначе пропадёт насмарку многолетний труд Сантини, а его смерть окажется напрасной…»

Передача дел новому начальнику базы не требовала много времени, поэтому оправление курьера, на котором должен был лететь и Конте, было назначено через семьдесят два часа, как только корабль пройдёт тщательный технический осмотр и пополнит запасы термоядерного топлива. Впрочем, и этого срока оказалось более чем достаточно. Уже на следующий день контр-адмирал Эспиноза приступил к исполнению своих обязанностей и по понятным причинам не выказывал особого желания общаться с человеком, который сыграл роковую роль в его карьере. Со своей стороны Конте был только рад этому, так как испытывал к Эспинозе стойкую неприязнь, возникшую ещё задолго до того злополучного инцидента на Тукумане. Сразу после прощальной вечеринки, устроенной в его честь офицерами базы, он решил покинуть военный городок и отправиться на орбитальную станцию, чтобы там дожидаться отлёта на Терру-Сицилию.

Точно так же собирались поступить коммодор Валенти, капитан Романо и ещё пятеро офицеров, отозванных на Терру-Сицилию. Все они (тут предыдущий агент не ошибся) действительно были соратниками адмирала Сантини, и их, естественно, очень взволновало такое распоряжение верховного командования. Конте, правда, уже переговорил с Валенти и через него передал остальным, что ситуация далеко не критическая. Дальнейшее обсуждение создавшегося положения и выработку возможных линий поведения они отложили на потом — ведь впереди их ожидал длительный перелёт на Терру-Сицилию. К счастью, адмирал Ваккаро не стал одновременно отзывать Габриэлу Джустини и Бруно Костелло — то ли не хотел рисковать разоблачением своих тайных агентов, то ли из каких-то других соображений, — так что во время полёта заговорщики могли не опасаться, что за ними будет вестись слежка.

Когда Конте заканчивал собирать свои вещи, к нему в гости пришла Ева. Бросив быстрый взгляд на уже упакованные чемоданы в передней, она укоризненно произнесла:

— Вижу, вы и не думали заглянуть к нам с мамой и попрощаться. Собирались уйти по-английски?

Конте с затаённой нежностью смотрел на неё — невысокую, худенькую, изящную, ещё так похожую на ребёнка, — и не мог найти слов для оправдания. Он хотел, очень хотел увидеть её — но не для того, чтобы попрощаться, а чтобы попросить её уехать вместе с ним. И именно поэтому не пришёл — так как знал, что это невозможно. Пока Семьи правили Террой-Сицилией, между ним и Евой ничего быть не могло. Пока Семьи ещё правили…

Между тем Ева сняла с себя куртку и осталась в облегающих брюках и кофте.

— Кстати, — сказала она, — я ещё не поздравила вас с повышением. Я рада, что все ваши недоразумения с командованием уладились.

— Спасибо.

— Вы возвращаетесь в ту же эскадру, где и служили?

— Да. После гибели вице-адмирала Капачи место командующего оставалось вакантным. Теперь я займу этот пост.

Ева слегка улыбнулась:

— Как я понимаю, на него претендовал Эспиноза, но вы его обставили. Сейчас он, наверное, бесится со злости.

Конте лишь неопределённо кивнул в ответ.

А Ева медленно прошлась по небольшой гостиной, на секунду остановилась перед зеркалом и мельком взглянула на своё отражение. Быстрым движением поправив упавшую на лоб прядь волос, она подошла к настенному бару, открыла его и после коротких раздумий достала оттуда бутылку коньяка с двумя маленькими рюмками.

— Думаю, нам стоит немного выпить за ваше продвижение по службе.

Только сейчас Конте заметил, что она сильно взволнована, но пытается скрыть свои чувства, и это ей почти удаётся.

«Мы одного поля ягоды, — подумал он, наливая в рюмки коньяк. — Мы оба очень эмоциональны по натуре, но внешне стараемся выглядеть флегматиками и прячем от всех свои переживания. Мы могли бы найти друг в друге отдушину для эмоций, мы с ней идеальная пара, как часто говорят — просто созданы друг для друга… Но увы!»

Они молча чокнулись и выпили. Алкоголь подействовал на Еву моментально — её щёки порозовели, во взгляде исчезла напряжённость, а манеры стали более свободными и непринуждёнными.

Следующие минут десять Конте излагал Еве придуманную им же самим версию о том, почему её отчима собирались отозвать на Терру-Сицилию. В этой версии не было ни слова правды, зато она не наносила урон доброй памяти покойного адмирала Сантини.