Джо Аберкромби - Герои

— Скейл! Скейл! — распевно плескался тысячеголосый гром.

Порыв Союза запнулся. Авангард, против воли, пока ещё тащился вперёд, под напором задних рядов. Горст встал перед ними и смотрел — улыбаясь предзакатному солнцу, боясь пошевелиться, дабы не пропало то чувство. Благодать. Страница из сказок, читанных им мальчишкой. Как на чудных картинах в отцовской библиотеке — Гарод Великий лицом к лицу с Ардликом из Кельна. Поединок чемпионов! Зубы стиснуты, поджаты ягодицы! Обоим суждена славная жизнь, славная смерть и славная… слава?

Чёрный человек прогрохотал на мост, большие башмаки глухо молотили камни. Его клинок со свистом ринулся вперёд на высоте плеча, и Горст подставил под удар свой, восхитительная отдача гулко протрясла руку. Мгновением позже пришла булава и он поймал её на щит, тяжёлое оголовье оставило вмятину у самого его носа.

В ответ Горст нанёс два диких, рубящих удара, высоко и низко. Чёрный человек пригнулся под первым и подставил древко булавы под второй. Хлестнул Горста мечом и тому пришлось уворачиваться, воспользовавшись для опоры щитом Союзного солдата.

Он был силён, чемпион Севера, и храбр, но силы и храбрости не всегда бывает достаточно. Он не изучил все мало-мальски значимые тексты по искусству боя на мечах, когда-либо доверенные бумаге. Не тренировался по три часа в день, каждый день с четырнадцати лет. Не пробежал в броне десять тысяч миль. Не выстрадал горьких, лютых лет унижения. И, самое главное, он боится проиграть.

Их лезвия встретились в воздухе с оглушительным лязгом, но скоординированность Горста безупречна, и это северянин оказался тем, кто утратил равновесие, похоже, щадя слабое левое колено. Горст молнией напал на него, но прежде чем сумел замахнуться, чьё-то заплутавшее оружие шарахнуло его по плечу, заваливая прямо в руки чёрного человека.

Они загрохотали в неуклюжем объятии. Северянин пытался бить рукояткой булавы, поставить подножку, стрясти его. Горст держал крепко. Он смутно воспринимал битву вокруг, людей, скованных собственной отчаянной борьбой, вопли терзаемой плоти и растерзанного металла, и лишь на мгновение потерялся, закрыв глаза.

Когда я в последний раз взаправду держал кого-то в объятиях? Когда я выиграл полуфинал, обнимал ли меня отец? Нет. Твёрдое рукопожатие. Неловкий хлопок по плечу. Может, он меня бы и обнял, если б я победил на турнире, но я проиграл, как он и предрекал мне. Тогда когда? С женщиной, которой заплатил? С едва знакомыми мужчинами в угаре пьяного братания? Но здесь всё не так. С равным мне, по-настоящему меня понимающим. Мне бы только продлить…

Он отскочил назад, одёрнув голову от присвиста булавы и позволил чёрному человеку пошатнуться следом. Пока тот выправлял стойку, клинок Горста сверкнул, устремляясь к его голове, и тому едва удалось отклонить удар, меч вырвался из руки и покатился под топочущие сапоги. Черный человек взревел, скручиваясь, в страшном замахе булавой наискось.

Дури полно, меткости мало. Горст видел приближение булавы, дал ей безвредно оцарапать щит и скользнул в открывшееся пространство. Прицелился и тщательно отмерив, рубанул, едва сильнее фехтовального укола, по тому слабому, левому колену. Лезвие клинка задело набедренник, отыскало кольчугу на суставе и вгрызлось внутрь. Чёрный человек качнулся вбок, не падая лишь потому, что уцепился за перила. Булава скребнула мшистый камень.

Горст резко выдохнул через нос, вынося клинок, как косу, вверх и вниз, в этот раз совсем не фехтовальным движением. Сталь прорезала толщу руки — броню, плоть и кость, и клацнула о старый камень. Кровавые струи, кольчужные кольца, осколки камня — всё поднялось в воздух.

Чёрный человек неистово фыркнул. Распрямляясь, заревел, метя в голову Горста убийственным взмахом. В смысле, метил бы, если б его рука до сих пор оставалась приделанной к телу. К некоему сожалению, как показалось Горсту, их обоих, его перчатка с половиной предплечья висела на последнем звене кольчуги, булава наподобие марионетки болталась на кожаном шнурке на запястье. Насколько мог определить Горст, не видя его лица, воин был крайне обескуражен.

Горст врезал ему щитом по голове, шлем задрался назад. Кровь струилась из отсечённой руки густыми чёрными каплями. Воин неуклюже лапал кинжал на поясе, когда длинный клинок Горста зазвенел о чёрное забрало, прочерчивая на середине светлую вмятину. Он закачался, широко развёл руки, а потом опрокинулся навзничь, будто рухнуло великое дерево.

Подобно дикарю, Горст воздел щит и окровавленный меч, потрясая ими перед последними опешившими северянами, издавая долгий, пронзительный вопль. Моя победа, суки! Моя победа! Моя победа!

И, как будто он прокричал приказ, все они повернулись и побежали на север, труся по жнивью, отчаянно спеша убраться прочь, отягощённые болтающимися кольчугами, усталостью и паникой, и Горст был среди них, лев среди коз.

По сравнению с утренними упражнениями это было порханием мотылька. Рядом сматывался северянин, крича от ужаса. Горст оценил нисходящую его движения, сверил с нисходящей движения своей руки, выждал и точнёхонько срубил ему голову — и, рванув вперёд, ощутил её удар об своё колено. Молодой парнишка, отбросив копьё, оглянулся через плечо — лицо искривлено страхом. Горст глубоко рубанул его по заду, и тот с воем свалился в колосья.

Всё складывалось так легко, что даже немного нелепо. Горст одному подрубил ноги, нагнал второго и повалил его с рассеченной спиной, поразил в руку третьего и позволил ему провихлять пару шагов, прежде чем долбанул щитом и швырнул его вверх тормашками.

Это что, всё ещё битва? Всё ещё славное состязание мужей с мужами? Или началась обычная резня? Да пофигу. Я не умею шутить или вести светскую беседу, но здесь я хорош. Для этого я создан. Бремер дан Горст, повелитель вселенной!

Он рубил их налево-направо, оставляя кровоточащий шлейф скулящих, искорёженных тел. Двое, спотыкаясь, повернулись ему навстречу и он зарубил их, также походя, как и прочих. На мясо их — хоть таких, хоть эдаких. Вперёд, всё вперёд двигался он, колошматя не глядя, точно сумасшедший мясник, в глотке торжествующе ухало. Он миновал подворье по правую руку, преодолев полпути, а может больше, навстречу длинной стене. В пределах скорой досягаемости больше северян не осталось. Он украдкой оглянулся через плечо и замедлил ход.

Никто из людей Миттерика его не поддержал. Они встали у моста, в сотне шагов позади. Он вышел в поле совершенно один — одиночка штурмовал позиции северян. Он неуверенно приостановился — затерянный в ячменном море.