Эхо старых книг - Барбара Дэвис

– Чего ты хочешь?

Я с удивлением вскидываю голову.

– Чего я хочу?

– К чему это все? Наверное, ты просила меня сюда приехать с какой-то целью. Что же это?

– Я хотела наладить отношения между нами. Сказать тебе, что была неправа. Ужасно и непростительно неправа – и все равно просить прощения. – Жду ответа, не зная, произвели ли мои слова какой-либо эффект, но выражение его лица остается пустым. – Скажи что-нибудь. Пожалуйста.

На его скулах перекатываются желваки.

– Каких слов ты от меня ждешь?

– Любых. Не знаю. Скажи, что мы будем делать дальше.

– Ничего, Мэриан. После этого…

От боли зажмуриваюсь, потом киваю.

– Да. Ясно. Ну, как бы то ни было, ты должен знать, что Закари – концертирующий скрипач Чикагского симфонического оркестра, а в июне он женится.

– Что ж, по крайней мере, я еще не все пропустил.

Каменная маска на его лице разбивается у меня на глазах, и я чувствую, как вместе с этим разбивается мое сердце.

– Не знаю, сколько раз я должна извиняться, Хеми, но я повторю это столько раз, сколько потребуется. Я буду говорить это всегда.

Он качает головой, его глаза мрачны и пусты.

– Все эти годы я задавался вопросом, могло ли все закончиться иначе. Я вспоминал то, что было между нами, думал обо всем, что нам предстояло увидеть и сделать, и гадал, есть ли способ вернуть все обратно. Вот почему я пришел вчера вечером. Чтобы проверить, есть ли шанс. Сегодня, на одно безумное мгновение, когда я поцеловал тебя и ты ответила на поцелуй, мне показалось, что такое возможно. Теперь я вижу, как тщетны были мои надежды. Закари был нашим шансом. После всех обид и долгих лет разлуки он помог бы нам все вернуть. Возможно, нам удалось бы спасти что-то из той жизни, о которой мы мечтали. Но не теперь. И самое ужасное, что на этот раз не получится винить посторонних. Письмо, статья – тогда был виноват кто-то другой. Вредители, как ты их назвала. Но это сделала ты.

Он хватает пальто с подлокотника дивана и, не оборачиваясь, направляется в холл. Смотрю ему вслед и не нахожу слов, которые заставили бы его остаться. Все слова я израсходовала. А он все равно не желает их слышать.

Хлопает входная дверь, и наступает оглушительная тишина – эхо небытия, грозящее меня уничтожить. Абсолютная окончательность. Я беру фотографию Закари с бара, где ее оставил Хеми, и смотрю на лицо нашего сына. Лицо его отца. Я надеялась облегчить душу, но чувствую лишь боль старых ран.

Глава 23

Мэриан

«Мне всегда казалось, что закрыть книгу – это все равно как поставить на паузу кинофильм: персонажи замирают в своем остановившемся мире и ждут, затаив дыхание, когда читатель вернется и снова их оживит – словно поцелуй принца в сказке».

Веранда всегда была моей любимой частью дома, моим убежищем на краю моря. Я сижу здесь с тех пор, как ушел Хеми, не включая света, и слушаю шум волн. Луна скрыта за облаками, и темнота кажется тяжелой, пустой – и в то же время наполненной образами прошлого.

Я позвонила Закари и рассказала ему об отце. Изложила все, что мать может поведать взрослому сыну. Все факты, имена и места. Закари принял это так, как я и ожидала – как он всегда все принимал, – и только спросил, все ли со мной в порядке. Я ответила, что все хорошо. Это ложь, но иногда так проще.

Я также пыталась позвонить Илезе, но та не брала трубку. Попробую еще раз завтра, если к тому времени брат ей все не расскажет. У них всегда была тесная связь, они каждый раз точно чувствовали, когда другому нужно подставить плечо.

Теперь все кончено. Последний покров упал. Больше никаких тайн, ожидающих разгадки. В этом есть своеобразное ощущение завершенности, хотя и не совсем такой, какую я ждала.

На столе передо мной лежат книги – моя и Хеми. Не знаю, зачем я принесла их сюда. Конечно, не для чтения. Возможно, чтобы увидеть их вместе в последний раз. Завтра я разожгу огонь в гостиной и сделаю то, что велела сделать Дикки много лет назад, – сожгу. Мое прошлое и прошлое Хеми исчезнет в дыму. Вполне уместно, чтобы страсть, которая когда-то горела так ярко – возможно, слишком ярко, – наконец-то погасла. Своего рода успокоение.

Но придет ли оно?

Более сорока лет я притворялась, что оставила все в прошлом, отгораживаясь от того времени, от тех воспоминаний. А потом за двадцать четыре часа – на самом деле даже быстрее – отбросила всю осторожность. Увидев его лицо, позволила себе вспомнить, ощутить его руки, его губы, позволила себе надеяться.

Я отчаянно цеплялась за свой гнев, лелеяла обвинения и горькие обиды, чтобы не чувствовать того, что за этим скрывалось – неутолимую боль от тоски по нему, пустоту, которую оставили во мне потерянные годы, печаль о том, что мы могли бы иметь, о том, что у нас почти было.

Возможно, если бы я рассказала ему все это… как сильно меня сломила потеря, как сильно я скучала по нему все эти годы и до сих пор скучаю. Но нет. Он ясно дал понять, что окно в наше прошлое плотно захлопнулось, когда я решила утаить от него Закари. Он прав: вредителем была я.

Смотрю на берег, представляя, как в темноте за ним простирается горизонт, и задаюсь вопросом, смогу ли я когда-нибудь загнать джинна обратно в бутылку – снова забыть? Вряд ли. Теперь мне предстоят сожаления о том, что мы могли стать настоящей семьей, если бы я поступила иначе.

Пора бы зайти в дом и двигаться дальше. Ужин. Кровать. Новый день. Но не хочу пока думать о завтра. Я смотрю на усыпанный галькой пляж, маленький песчаный полумесяц, где земля встречается с водой и где Илезе с Закари в детстве строили замки и собирали камни в синее пластиковое ведро. Здесь мы создали прекрасные воспоминания. Уверяю себя, что их будет достаточно.

Отлив закончился. В слабом свете луны берег словно излучает бледное, почти неземное сияние. Закрываю глаза, вслушиваясь в гипнотический ритм биения волн. Дышу под этот ритм. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Мне становится лучше.

Едва открыв глаза, замечаю движение на песке, темное пятно на призрачном фоне. Это длится лишь мгновение, но я уверена, что мне не показалось. Смотрю, жду, но все опять неподвижно. «Игра лунного света», – говорю я себе. Но затем это происходит снова.

Я вглядываюсь в темноту. Сначала ничего не могу разобрать, но в конце концов различаю фигуру. Человек стоит, прислонившись к каменной стене, отделяющей пляж от