Пэт Ходжилл - Связанные кровью

— А ваша сестра?

Он внезапно отрывисто хохотнул. — Держу пари, что ни прошлое, ни чтобы то ни было ещё, не способно одержать над ней верх. Да помогут Предки тому или чему, что осмелится по глупости встать у неё на пути.

Он помедлил, глядя вниз в яму. — Несмотря на твои ошибки и всё остальное, Вант, я буду помнить тебя.

С этим, он размашистой походкой покинул зал тлеющего железного дерева.

— Что насчёт Ванта? — спросила Рута.

Ответ Шиповник пришёл из суровой и холодной шахты её жизненного опыта, который в своё время, был свидетелем и гораздо худшего. — Он выбрал свой погребальный костёр. Пускай и горит на нем.

— Ха. Милая мысль, по крайней мере до следующего дня стирки.

Укрывшись в тени, за их уходом наблюдала Тернослив. Просто забавы ради она дала Руте ментальный тычок, заставив кадета споткнуться. Может, сама она и неуклюжая, но она, по крайней мере, могла заставить остальных на себе ощутить, каково это. В этот раз это было особенно приятным. Она помедлила, чтобы бросить последний взгляд в яму, где лежал, укутанный пламенем, её мучитель, а затем последовала вслед за остальными.

Джейм вздохнула. Это было так скучно и холодно, сидеть на полу в покоях Грешана, прислонившись к ящику, в котором покоился кокон Красотки. Неужели она и в самом деле застряла здесь на весь день? И сколько же пока что прошло? Вероятно, всего один час, но ощущался он как вечность.

— Интересно, а приходилось ли мне прежде, хотя бы раз за всю жизнь, так долго сидеть на одном месте? — спросила она Жура.

Жур свернулся кольцом на мурлычущем ящике, положив подбородок на её плечо. Он ткнулся ей в ухо, как бы говоря: А в чём проблема? Почему бы не вздремнуть[80], как только появляется возможность.

Джейм подумала о том, что она, скорее, предпочла бы целыми днями, с утра до вечера заниматься изнурительной беготнёй, и будь оно всё проклято, если это не окажется менее утомительным, чем это вынужденное бездействие.

— Если так будет продолжаться и дальше, — сказала она барсу. — мне нужно будет научиться вязать.

Поскольку с началом войны им полагалось быть полностью развернутыми, оба флага были расстелены на полу. В отличие от игры в ген после помещения в начальную позицию их можно было передвигать, но обязательно открыто. Конечно, сейчас это было не совсем правдой, когда дверь была плотно закрыта. Тиммон несомненно уже обнаружил свою потерю. Однако, если он догадается, что его флаг здесь, то он будет в почти идеальном тайнике. Никто не станет разыскивать его в казармах другого дома, а Ардет сможет забрать и его, и её знамя прямо перед самым концом игры.

Конечно, тут был один тонкий момент: он сжульничал и наскочил на неё раньше времени.

Но Джейм не могла вычислить, насколько строгими были на этот счёт правила. Рандоны, конечно, настаивали на них, но среди кадетов определённо бытовало мнение, что если им что-нибудь могло сойти с рук, то стоило рискнуть. В конце концов, события реальной битвы вовсе не обязательно идут в полном соответствии с планом. У наблюдателей выдалось напряжённое время, чтобы пасти это стадо подозрительных типов.

При звуках шёпота голова Жура дёрнулась вверх, а уши встали торчком. Исходящий из него рокот был уже не мурлыканьем, а рычанием.

— Так, так, так. Сидишь и не участвуешь в забаве?

У Джейм ёкнуло сердце. Ей была хорошо знакома эта отвратительная манера растягивать слова. С трудом поднявшись, она слегка покачнулась на ногах, которые совсем заснули. Грешан стоял за ней, наполовину в тени. Полосы света, отбрасываемые трещинами в ставнях, косо падали через переливающиеся цвета Куртки Лордана. Ярко-коричневые и лазурные стежки выступали из общего узора и бросались в глаза, похожие на потревоженных, кнутоподобных червей. Бесцветная нижняя рубашка как будто бурлила.

— Серод. — Её голос прозвучал как кваканье. — Я знаю, ты там где-то внутри. Выходи. Пожалуйста.

— Ну нет. Твой драгоценный змей-пролаза прокрался обратно ко мне, чтобы спрятаться, и я держу его рядом с собой. Больше никто никогда так не делал.

— Я должна была, но…

— Но это было неудобно. А его нужность раздражала тебя, после всего того, что он натерпелся на твоей службе.

Всё это тоже было только правдой. Она вспомнила, как Серод болтался на горячей проволоке, пропущенной сквозь его кожу, вынужденный танцевать под мелодию Калдана, за то, что переметнулся и заключил союз с ней. Зимняя агония…

— Другим ты говоришь возвышенные слава об ответственности и чести, — тихонько напевал этот ненавистный голос, — но насколько хорошо ты уживаешься с ними сама?

— Я пытаюсь.

— Ты провалишься, и ты это знаешь.

— Ну а ты, Дядя, даже никогда и не пытался.

— Я в этом не нуждался. Что есть честь, если не то, что рождается из нашей крови? А потому, как может честь предать саму себя? Так учил меня мой отец, перед тем как дать мне свободу делать всё, что я пожелаю. Вот во что я верю, и тогда, и сейчас. У меня было столь многое. А заслуживал я много, много большего. А теперь, всё, что у меня осталось, это голод.

Его рука — тонкая рука Серода с грязными ногтями — покопалась в его шуршащей манишке. Он вытащил наружу пригоршню извивающихся личинок и зачавкал ими, невнятно коверкая слова сквозь их покалеченные останки.

— Всё время голоден. Никогда не достаточно. Всё время хочется ещё. Ах. — Он проглотил. — Они всё у меня забрали, твои драгоценные рандоны, всё, кроме голода. Погляди, чем я теперь стал.

— Я вижу, но не понимаю. Ты, предположительно, погиб из-за несчастного случая на охоте, а твоё тело было предано погребальному костру в Готрегоре. Но твоего посмертного знамени там сейчас не висит, даже символического.

— Ха! — Он засмеялся, разбрызгивая во все стороны кусочки личинок. Некоторые из них он, по всей видимости, вдохнул, поскольку резко закашлялся и схватился за спинку кресла, чтобы не упасть.

К ней поднялось раскрасневшееся и задыхающееся лицо Серода. — Госпожа, помогите!

Она шагнула к нему, но Грешан уже натянул обратно свою маску, закрывая ей это призрачно-тонкое, несчастное лицо.

— Помогите? — Прохрипел он, затем откашлялся и сплюнул. — Ну что, будешь ты, наконец, носить Куртку Лордана и подчиняться моей воли? Глупый ребёнок, ты что, надеялся никогда никому не кланяться?

— А ты?

Он выпрямился и вытер рот, снова отпрянув обратно в тени. — Только смерти, да и то неохотно. Но вот ты, это не я. Нет, вовсе не я, да и к тому же ты слабая, хныкающая лицемерка. Со всей этой своей драгоценной ответственностью и честью! Нет, малявка, такая как ты, никогда не сможет удержать меня от мести.