Джал Халгаев - Оскольки

— Черт!

Не выдержав, я сорвалась с места и побежала.

— Отстань от меня, сволочь!

В ответ баргест протяжно завыл, и копыта зацокали в разы быстрее. Они не отставали. Шлепали по земле, по камню, прямо за спиной. Они преследовали меня, не давая мне форы ни на дюйм. Цок-цок-цок, цок-цок-цок…

Под ногу попался откуда-то вылезший корень.

Я споткнулась. Хлопнувшись на бок, я пролетела еще пару метров и стукнулась лбом об твердый камень. В голове вспыхнули искры, я застыла. Ворчание кабана зависло прямо надо мной, и запах гниющей плоти, шедший из его пасти, снова окутал меня с ног до головы.

Что-то холодное коснулось моих волос.

Я замерла. Сердце стучало как заведенное, оно готово было в любой момент выпрыгнуть из груди и лишить меня жизни, лишь бы унестись прочь отсюда.

Одна секунда… две… три…

Рык усиливается. Он на секунду становится дальше, а потом стремительно приближается, и я слышу — я чувствую! — как его клыки вонзаются в мою шею.

Я кричу. Вскакиваю с земли и бегу дальше. Ветви хлещут по лицу, оставляя кровавые отметины на щеках, начинается нежданный дождь.

Гром гремит. Короткие вспышки молний освещают мрачные ссохшиеся деревья, которые в полумраке ночи напоминают ужасных чудовищ, которыми детей пугают перед сном родители.

Вот протягивает ко мне тощие руки Лихо, сверкая глазами; справа, из-под кучи гнилых желтых листьев, выглядывает рогатая ощерившаяся голова болотного беса, и сухие ползучие растения, как языки пламени, с шелестом тянутся ко мне, а из топкого зеленого болота под маленьким деревянным мостиком вылезает лысая башка водяного с острыми зелеными шипами, с которых сочится кислотный яд.

Визжание кабана сменяется резким волчьим рыком.

— Ольха!

Я запинаюсь. Это голос Йена, но какой-то странный, глухой, от которого даже самый храбрый воин всех трех стран обратился бы в бегство.

— Стой, Ольха, куда ты бежишь? — теперь он раздается откуда-то справа.

Я оступаюсь, резко сворачиваю влево и бегу дальше, хромая и спотыкаясь.

— Я люблю тебя, Ольха! Только остановись, и мы всегда будем вместе!

— Пошел в задницу, псих!

Хохот. От него мурашки бегут по коже, и хочется бежать, быстрее, быстрее!

Мысли лихорадочно скачут в голове. Я уже не думаю, что единственный способ выжить — прекратить бояться, остается лишь желание спастись. Прочь отсюда!

— Ольха, девочка моя, зачем ты бежишь? Ты ведь уже мертва, доченька. Хватит цепляться за жизнь, останься. Со мной, с нами…

— Фига с два, — выдыхаю я облачко пара. — Нихрена ты на мою маму не похож.

— Не смей со мной пререкаться, тварь! Быстро остановись! Вернись обратно!

— Уже ближе…

Внезапно нечто подхватило меня за шиворот, зажало рот мохнатой лапищей и хряпнуло об дерево спиной, втискивая меня в колючую твердую кору.

— Тише!

— Пошел ты! — промычала я в ответ. Голос принадлежал Йену, но я, знаете ли, уже наигралась в эту фигню с «угадай, кто» и снова верить буке не собиралась.

Я вытащила из ножен клинок и не глядя пырнула им в прорисовывающийся на фоне блистающей в зарядах молний топи силуэт. Кто-то ойкнул, заматерился, а потом отвесил мне такого леща, что в голове на секунду вспыхнул фейерверк.

— Йен? — удивилась я, когда пришла в себя.

Признаться, я его сразу не узнала. И пусть баргест может подделать голос, даже примерную фигуру, но лицо — никогда. Лицо является для человека неоспоримой индивидуальностью, и перенять его черты могут только сильнейшие демоны. В случае с баргестом подобные иллюзии легко рассеиваются, стоит лишь вглядеться и приметить пару-тройку нестыковок.

Он выглядел… не знаю, постаревшим? Нет, скорее отчаявшимся. Губы бледные, сжатые в тонкую и едва различимую ниточку, походящую на трещину на осунувшемся мрачном лице. А глаза, пусть и желтые, но в них больше не отражается жизнь, скорее сильное желание поскорее сдохнуть.

Я перевела взгляд чуть ниже и прикусила язык. Из левого его бока торчал мой нож, погрузившийся в плоть до самой рукояти, и вязкая красная кровь стекала по рубахе вниз, орошая землю алыми каплями.

— Есть чем зашить? Внутренние органы не повреждены?

Он отпустил меня и без лишних слов выдернул клинок, кинув его мне в руки.

— Не беспокойся, это лишь приближает неизбежное.

— Чего? Ты белены объелся? — я огляделась.

Вроде, стало немного светлее, но просто так от баргеста не избавиться, ведь не зря его кличут посланником смерти и ее верным псом. Он может преследовать жертву до смерти, и мне совсем не охота поспешно скончаться от разрыва сердца, даже если это случится, скажем, лет эдак тридцать спустя.

Йен пошатнулся. Я протянула ему руку, чтобы помочь удержаться, но он отрицательно мотнул головой и побрел куда-то вперед. Молча.

— Йен!

— Не кричи так, — выдохнул он. — А, впрочем, мне уже плевать.

Он сказал и просто исчез. Испарился в воздухе!

— Что за?..

Я подумала: а может это был не он? Нет, нельзя воткнуть нож в пустоту! Галлюцинации? А вот это уже вполне возможно.

Я сунула руку в кошель и отыскала там маленький стеклянный пузырек, доверху наполненный толченым Эрином. Да, это сильнейший наркотик во всех трех странах, но в виде порошка он совершенно безопасен, а если его немного вдохнуть, то легко можно избавиться от любых глюк.

Я приготовилась очутиться в каком-нибудь подвале, открыла глаза и-и-и-и!.. Ничего не произошло! Черт! Черт! Черт!

Неужели я и вправду застряла в этом болоте?

— Йен? — я сжала скользкими от крови пальцами рукоять своего ножа.

Я сделала шаг. Кто-то снова топнул вместе со мной.

Я сглотнула. Самоуверенность куда-то вдруг ушла, и я снова ощутила себя маленькой девчонкой, у которой на глазах убили отца и мачеху, а того, кого она ненавидела всю жизнь, порочат в женихи. И кто меня вытащил? Йен.

— Может, не такая уж и плохая идея, а?.. — дрожащим голосом прошептала я, осторожно делая шаг за шагом. Да здесь как будто на каждом шагу живут монстры. Я никогда не видела места настолько прокаженного, что рядом с водяным гнездились хозяева леса.

Во тьме зажглись красные огни, которые служили глазами лешаку.

Однажды я сталкивалась с одним из их рода, но смогла договориться, и все закончилось без лишней крови. В этих же «прекрасных очах» не было ни проблеска интеллекта, только низменная жестокость. И, ясен пень, голод, который лешак, судя по всему, надеялся утолить мной.

— Эм-м-м, Йен?..

Что поделать, пришлось опять бежать.

Я перемахнула через мост. Загребущие лапы водяного попытались ухватить меня за бедро и утащить в свою вонючую трясину, но мне удалось извернуться и прибавить ходу.