Джо Аберкромби - Лучше подавать холодным

Она помогла ему подняться, поставила на ноги, трубка со стуком выпала из его кривых рук. Покачивалось открытое окно, картина иного мира. Может быть ада, с красными и жёлтыми проблесками огня, длинными мазками прочерчивающими тьму. Кровать подступила вплотную и поглотила его, засосала в себя. Его лицо по прежнему билось, стреляло тупыми мучительными ударами. Он всё тужился вспомнить от чего.

— Мёртвыми… — прошептал он, по другой щеке бежали слёзы. — Мой глаз. Мне выжгли глаз.

— Шшшш, — прошептала она, нежно поглаживая здоровую сторону его лица. — Потише, Коль. Тише.

Ночь потянулась к нему, обернулась вокруг него. Прежде чем тьма забрала его, он неуклюже погрузил свои пальцы в её волосы и притянул её лицо к своему, так близко, что можно дотронуться губами до бинтов.

— Такой была бы ты, — шепнул он ей. — Была бы ты.

Счёты других людей

— Тут он лазит, — сказал один, с язвой на щеке. — Саджаам лазит.

Испачканная грязью дверь, в грязной испачканной стене, оклеенной развевающимися на ветру старыми листовками, осуждавщими Лигу Восьми как злодеев, узурпаторов и просто преступников. С каждого взирала пара карикатурных лиц — раздувшийся герцог Сальер и глумливый герцог Рогонт. Пара настоящих просто преступников стояла у прохода, едва ли не столь же карикатурно. Один темнокожий, второй с забитой наколками рукой, оба просматривали улицу с одинаково сердитыми лицами.

— Спасибо вам, дети. Теперь поешьте. — Шенкт вложил по серебреннику в грязную ладошку каждого, двенадцать пар глаз на пыльных лицах замарашек обалдели при виде такой кучи денег. Он понимал, им его щедрость принесёт мало добра уже по прошествии пары дней, не говоря уж о паре лет. Они попрошайки, воры, шлюхи — завтрашние покойники. Но Шенкт причинил в своей жизни столько вреда людям, что где только мог пытался быть добрым. Он знал, что этим ничего не исправить. Но возможно какой-нибудь монете удастся покачнуть весы судьбы на жизненно необходимое деление, и пощадить одного из них. Было бы очень здорово, если бы уцелел хотя бы один.

Он тихонько напевал про себя, пересекая улицу, всю дорогу двое у дверей не сводили с него хмурых рож. — Я здесь переговорить с Саджаамом.

— Оружие есть?

— Всегда при мне. — Он и темнокожий охранник мгновение смотрели друг на друга. — Моё остроумие всегда наготове и в любой миг способно нанести удар.

Никто из них не улыбнулся, но Шенкт и не ждал от них этого, да и к тому же ему было плевать. — Что ты собираешься сказать Саджааму?

— "Ты Саджаам?" — вот каков будет мой первый ход.

— Издеваешься над нами, человечек? — охранник положил руку на свисающую с пояса палицу, без сомнения считая себя устрашающим.

— Я бы не посмел. Мне бы отдохнуть, да бабло просадить, только и всего.

— Может ты всё же пришёл по адресу. За мной.

Он повёл Шенкта через жаркую, чадящую комнату, где в маслянистом дыму двигались тени. Светили синие, зелёные, оранжевые, красные огни ламп цветного стекла. Курильщики шелухи распологались вокруг них, их бледные лица искажались улыбками, либо провисали — пусто и вяло. Шенкт обнаружил, что снова напевает и оборвал себя.

Спутанные занавеси раздвинулись, впуская в большую подсобную комнату, пахнущую немытыми телами, дымом и рвотой, гнилой жратвой и поганой житухой. Человек покрытый наколками сидел скрестив ноги на пропитанных потом подушках, прислонив рядом с собой к стене секиру. Другой сидел на той стороне комнаты, ковыряя ножом мерзкий кусок мяса, рядом со своей тарелкой положив заряженный арбалет. над его головой висели старые часы, гирьки свисали из под низа, как кишки из-под выпотрошенного трупа. Качался маятник, тик, тик, тик.

На длинном столе в центре комнаты располагалось сопутствующее карточным играм имущество. Монеты с фишками, бутылки со стаканами, свечи с трубками. Вокруг рассиживались мужчины, общим числом шестеро. Толстяк по правую руку от Шенкта, костлявый по левую — заикаясь шутил своему соседу.

— … он её вы-вы-выеб!

Грубый смех, грубые лица, дешёвые огарки дымятся дешёвым дымом, дешёвое пойло, дешёвая жестокость. Провожатый Шенкта двинулся полукругом ко главе стола и склонился пошептаться с широкоплечим мужчиной — темнокожим, седовласым, с властной несуетливой улыбкой хозяина на морщинистом лице. Он играл золотой монеткой, перекатывая её блеск между костяшками пальцев.

— Ты Саджаам? — спросил Шенкт.

Тот кивнул, абсолютно непринуждённо. — Я тебя знаю?

— Нет.

— Стало быть, незнакомец? Мы не слишком-то привечаем здесь незнакомцев, так, друзья мои?

Пара друзей полуискренне усмехнулась. — Большинство наших покупателей мы хорошо знаем. Чем же тебе может помочь Саджаам, незнакомец?

— Где Монцкарро Муркатто?

Подобно провалившемуся на тонком льду человеку, комнату стремительно засосало в ужасную тишину. В тот невыносимый покой перед развержением небес. В ту беременную, готовую прорваться неизбежным незыблемость.

— Талинская Змея умерла, — проурчал Саджаам, сужая глаза.

Шенкт почувствовал как медленно зашевелились люди по бокам его. Сползали улыбки, ноги вползали в пригодные убивать позиции, руки ползли к оружию. — Она жива и ты знаешь где. Я хочу лишь поговорить с ней.

— Какого х-хе-хера этот, х-ху-хуй о себе возомнил? — вопросил костявый игрок, а несколько других заржали. Скованным, фальшивым смехом, скрывая своё волнение.

— Только скажите мне, где она. Пожалуйста. И тогда сегодня ничто не ляжет грузом ни на чью совесть. — Шенкт не стеснялся умолять. Он давным давно послал подальше своё честолюбие. По очереди заглянул каждому в глаза, каждому давая шанс отдать то, что ему нужно. Он, когда мог, всегда давал шансы каждому. Хотелось бы только, чтобы побольше людей сумело ими воспользоваться.

Но они лишь усмехались над ним и друг над другом, а шире всех лыбился Саджаам. — Мне и так легче легкого нести совесть по жизни.

Старый наставник Шенкта мог бы сказать то же самое. — Некоторым из нас удаётся. Это дар.

— Слушай сюда. Мы бросим жребий. — Саджаам поднёс на ладони монетку к свету, сверкнуло золото. — Орёл — мы тебя убъём. Решка — я скажу тебе, где есть Муркатто… — Его улыбка была сплошь яркие зубы поперёк тёмного лица. — А потом мы тебя убъём. — Был тончайший свист металла, когда монетка взлетела вверх.

Шенкт носом втянул в себя воздух, медленней, медленней.

Золото поползло по воздуху, переворачиваясь, поворачиваясь.

Часы ударили глубоко и плавно, как вёсла линейного корабля.

Бумм… бумм… бумм….