Под шепчущей дверью - Ти Джей Клун
Хьюго снял через голову фартук и позволил ему упасть рядом с банданой. Снял туфли. Носки у него были белые, с дыркой на одном из пальцев.
Уоллес сказал:
– Я…
– Знаю, – отозвался Хьюго. – Останься со мной. Хотя бы этой ночью.
Уоллес чувствовал себя опустошенным. Будь они кем-то еще, это могло бы стать началом чего-то. Но они не были кем-то еще. Они были Уоллесом и Хьюго, мертвецом и живым человеком. И между ними простиралась пропасть.
Хьюго выключил свет. И комната погрузилась в полутьму. Он подошел к кровати. Она была скромной. Деревянный каркас. Большой матрас. Синие простыни и одеяло. Подушки казались мягкими. Кровать заскрипела, когда Хьюго сел на нее, свесив руки между ног.
– Пожалуйста, – тихо попросил он.
– Только сегодня ночью, – ответил Уоллес.
Он посмотрел на свои ноги, висящие над деревянным полом. Сморщился, и его туфли исчезли. Об остальном он не беспокоился. Он не будет спать.
Хьюго смотрел, как Уоллес подплывает к нему. Выражение его лица было странным, и Уоллес гадал, почему Хьюго выбрал именно его, что он такого в жизни сделал, чтобы заслужить этот момент.
Хьюго кивнул и лег на кровать, вытянувшись на дальнем ее краю. Потом взял висящий в воздухе поводок и привязал к изголовью.
Уоллес придвинулся к кровати и уперся в нее руками: ему хотелось лечь рядом с Хьюго. Его пальцы ухватились за мягкое одеяло. Он подтягивался к кровати до тех пор, пока его лицо не оказалось прижатым к нему. Он тяжело дышал и чувствовал запах Хьюго – запах корицы, и кардамона, и меда. Он вздохнул и, переместившись в воздухе, оказался над Хьюго, который, положив голову на подушку, смотрел на него сверкающими в темноте глазами.
Сначала они молчали. Уоллесу хотелось сказать так много, но он не знал, с чего начать.
А Хьюго знал. Он всегда все знал.
– Привет.
– Привет, Хьюго.
Хьюго протянул руку к Уоллесу. Уоллес сделал то же самое, так что их пальцы оказались на расстоянии нескольких дюймов. Они не могли коснуться друг друга. Ведь, в конце концов, Уоллес был мертв. Но ему все равно было хорошо, казалось, он чувствует исходящий от Хьюго жар.
Хьюго сказал:
– Мне кажется, я понимаю, зачем ты оказался здесь.
– Почему?
Они говорили глухо и тихо. Секретничали.
Хьюго положил руку обратно на кровать, чему Уоллес несказанно огорчился.
– Ты заставляешь меня задаваться вопросами. Почему все должно быть именно так. Я говорю о своем месте в этом мире. Ты вынуждаешь меня желать того, чего я иметь не могу.
– Хьюго… – Уоллес не смог договорить.
– Мне бы так хотелось, чтобы все было иначе, – прошептал Хьюго. – Хотелось бы, чтобы ты был жив и приехал сюда. Этот день мог бы оказаться таким же, как и все другие. Может, светит солнце. Может, идет дождь. Я за стойкой. Дверь открывается. Я поднимаю глаза. Входишь ты. Ты хмуришься, потому что не понимаешь, какого черта делаешь в чайной лавке в здешней глухомани.
– Мне кажется, так и было на самом деле, – сказал Уоллес.
– Может, ты просто едешь мимо, – продолжал Хьюго. – Ты заблудился, и тебе нужна помощь, чтобы вернуться на дорогу. А может, ты переехал в этот город. Ты подходишь к стойке. Я говорю «привет» и приглашаю тебя в «Переправу Харона».
– Я говорю тебе, что никогда прежде не пил чай. И это возмущает тебя.
Хьюго печально улыбнулся:
– Ну, не то чтобы возмущает.
– Да-да. Продолжай. Ты раздражен. Но в то же самое время терпелив.
– Я бы спросил тебя, какой у тебя любимый аромат.
– Мята. Я люблю запах мяты.
– Тогда у меня есть подходящий для тебя чай. Поверь мне, он будет превосходным. Что привело тебя сюда?
– Не знаю. – Уоллес был захвачен фантазиями, в которых все было прекрасно и ничто не причиняло боли. Он и хотел, чтобы все это длилось и длилось. – Я увидел указатель у дороги и решил попытать счастья.
– Правда?
– Да.
– Спасибо тебе за это.
Глаза у Уоллеса закрывались. Но он всеми силами противился этому. Он не хотел упускать такой важный для него и Хьюго момент. Он старался запомнить каждый дюйм лица Хьюго, изгиб его губ, щетину, оставшуюся после бритья на скорую руку.
– Ты бы заварил чай. Налил бы его в чайник и поставил на поднос. А я сел бы за столик у окна.
– Я понес бы поднос тебе. На нем были бы две чашки, потому что я хочу, чтобы ты пригласил меня присоединиться к тебе.
– Я так и делаю.
– Да, – согласился Хьюго. – Ты говоришь: «Садись. Выпей со мной чаю».
– И ты садишься?
– Да. Я сажусь напротив тебя. И все вокруг исчезнет, и останемся только мы с тобой.
– Я Уоллес.
– Я Хьюго. Рад познакомиться с тобой, Уоллес.
– Ты наливаешь чай.
– Я протягиваю тебе чашку.
– Я жду, пока ты нальешь себе.
– Мы одновременно подносим чашки к губам, – сказал Хьюго. – Ты пробуешь чай, твои глаза широко распахиваются. Ты не ожидал, что у чая будет такой вкус.
– Он напоминает мне о том времени, когда я был. Когда все имело смысл.
– Тебе нравится, да?
Уоллес кивает, его глаза горят.
– Очень. Хьюго, я…
Хьюго сказал:
– И может, мы так и сидим весь день. Разговариваем. Ты рассказываешь мне о городе, о людях, спешащих по своим делам. А я тебе о деревьях зимой, о том, как снег, скапливаясь на ветвях, пригибает их к земле. Ты рассказываешь мне обо всем, что видел, обо всех местах, где побывал. И я слушаю тебя и хочу тоже увидеть их.
– Ты можешь сделать это.
– Могу?
– Да. Я покажу их тебе.
– Правда?
– А может, я решаю остаться. – Хьюго желал этого больше всего на свете. – В этом городе. В этом месте.
– И ты будешь приходить ко мне каждый день и пробовать разные сорта чая.
– Многие из них мне не нравятся.
Хьюго рассмеялся:
– Да, это потому что ты особенный. Но я выясню, какие из них тебе по вкусу, и буду держать их под рукой.
– После первой чашки я незнакомец.
– После второй – почетный гость.
– А потом я выпиваю еще чашку. И еще. И еще. И что тогда?
– Семья, – сказал Хьюго. – У тебя появляется семья.
– Хьюго?
– Да?
– Не забывай меня. Пожалуйста, не забывай.
– Как я могу?
– Даже когда я уйду?
– Даже когда ты уйдешь. Не думай сейчас об этом. У нас еще есть время.
У них оно было.
У них его не было.
Взгляд Хьюго стал тяжелее. Он, противясь подступающему сну, медленно моргал, но все же засыпал.
– Думаю, было бы хорошо, –
