Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

— Срытая крепость старых времен, — с неудовольствием отреагировала Варфоломея на мой повышенный интерес.

— Крепостей было много? — воодушевился я, начиная подключать память и фантазию. Сейчас узнаю что-то новенькое, новые факты потянут за собой новые выводы…

— Осталась одна. Больше не нужно.

После вынужденной паузы я все же уточнил:

— Не нужно или нельзя?

Царисса удостоила меня взгляда охотящейся кобры, но не ответа.

Внешние стены бывшей крепости достигали нескольких метров ширины в основании. На некоторых участках толщина падала до полутора-двух метров, что для бронзового века тоже немало. Или не бронзового — если вспомнить первачку, как ее обозвала Зарина.

— Зарина, — позвал я. — Что-нибудь знаешь об этих старых крепостях? Чьи, для чего, от кого, кому мешали?

Вместе с ней подошла Тома. Зарина помотала головой:

— Все это настолько старое, что никто не знает. Они из… — напряженно сморщившись, девушка с трудом выговорила: — из до-а-ко-па-лип-сических времен. Уф.

— Апокалипсис уже был?

Мы с Томой переглянулись. Хоть и не знатоки религии, но Апокалипсис как конец света определяли. Выходит, мы уже с другой стороны?!

Пипец. И что теперь думать?

Зарина прыснула:

— Как ты смешно сказал…ла. Слово без того забавное, хотя страшное. Правильно — акопалипс.

— Правильно — Апокалипсис, — упрямо стоял я на своем.

— У вас может и так. А у нас вот так. Но о нем стараются не говорить.

— Почему? — Тома понизила голос: — Запрещено?

— Наоборот. Но соблазна нет, если нет знания, — очень по-взрослому ответила Зарина.

— Отправляемся, — объявила Варфоломея.

Срытая крепость осталась позади.

На дороге попадалось много встречных. Везли грузы на телегах, сопровождали высоких персон, с которыми мы вежливо здоровались. Один раз проехал небольшой разъезд царберов. Они внимательно рассмотрели каждого в караване, цариссу учтиво поприветствовали.

— Дорожники, — указала на них Зарина.

Раньше я представлял дорожников по-другому. Мало ли что было раньше.

— Не понимаю, — сказал я. — Где-то рядом бродят полчища рыкцарей, а на дорогах идет обычная жизнь. Никто не волнуется, никто не сбивается в совместные охраняемые конвои, как сделали бы у нас.

— Зачем волноваться? — ответно не поняла Зарина.

— Например, что впереди могут устроить засаду.

— Кто? Рыкцари? Они не самоубийцы.

— Не вижу у встречных больших сил для отпора. Почему бы на них не напасть ради добычи?

Зарина звонко рассмеялась:

— Ничего не понимаешь о мире, давно ставшем твоим. Царские дороги потому и царские, что охраняются. Напасть на кого-то на дороге — вечное преследование и смерть. Вне дороги — сколько хочешь. Разбирательство только с хозяйкой земель, если не пострадали интересы Верховной царицы.

— А если пострадали?

Глупый вопрос. Зарина посмотрела так, что я мгновенно сменил тему:

— Между цариссами бывают войны?

Девушка нахмурилась:

— Нападать на соседей нельзя. Остальные объединятся и разгромят. Никаких выяснений отношений, поединков и прочего. Только по закону. Если что — вмешаются царберы и следа в памяти не оставят, что была когда-то такая семья-нарушительница.

— А на чужих крепостных нападают? — не терпелось узнать больше.

Помню из учебника и фильмов, как бароны да князья чуть не ежедневно забавлялись, грабя людишек соседа.

— Чужих крепостных? — Зарина звонко расхохоталась. — Это как? Что, бывают свои крепостные? Крепостные принадлежат крепости. Потому так называются. Нападать на крепостных нельзя.

— На этих нельзя, на тех нельзя, — проворчал я. — А на кого можно?

— Можно выяснять отношения внутри семьи — за трон, за более высокое положение, за обиды и притеснения, — нехотя сообщила Зарина. — Даже за место за столом. Со стороны никто слова не скажет. Только рады будут, семья-то ослабнет.

Черт, задел больное место.

— Выходит, вы совсем не воюете? — предположил я.

— Между собой — нет. Только с пожирателями и с преступниками.

Интересно они избавились от внутренних войн. Теперь воюют только с внешним врагом, объединяясь с царской армией под единым командованием. В остальное время — тишь да благодать. Как в Спарте времен законов Ликурга. Закостеневшее общество, придумавшее отдушины для тех, кого оно не устраивает.

Не верилось, что все так гладко.

— Неужели нет конфликтов хотя бы среди деревень, между соседями-крестьянами? Им-то есть, что делить.

Зарина что-то припомнила, но все равно пожала плечиками:

— Разве что мелкие обиды. При перерастании в большие порядок наводят обе цариссы… если деревни из разных вотчин. А в землях одной такого не бывает. Не слышала.

Она снова загрустила. Зря я коснулся темы семейных разборок.

Глубоко за полночь добрались до очередной цекады. Все как прежде: забор, внутри опоясанный помещениями, в центре — общая лежанка. Записавшись, расположились на ночлег. Главу семьи окружили рослыми телами деловитые мужья, вдали с войниками прилепился сынок Митрофан, крепыш и дылда, на котором пахать можно. А вот поди ж ты, не светит ему ничего, кроме удачного заженства. Сказал так, потому что «женитьба» в данном случае не звучит.

Меня новоявленные «сестренки» как-то само собой спихнули в центр, расположившись по бокам. Спали в доспехах, с оружием под рукой. Царберы царберами, а ночью даже здесь хранили бдительность.

— Баю-бай, баю-бай, поскорее засыпай… — слышалась неподалеку заунывная колыбельная со странной концовкой: — а то страшный человолк нам не даст исполнить долг.

Странный мир. Многие новые слова были не понятны, старые иногда еще более удивительны. Все запутано и перевернуто вверх тормашками. Но кое-что нравилось.

И кое-кто.

Я долго смотрел ввысь. Звезды молчали. Иногда таинственно подмигивали, словно зная что-то. Мне бы их знания.

Проснувшись, ощутил сквозящий холодок сверху и уютное тепло по бокам. С двух сторон меня грели зябко жмущиеся во сне Тома и Зарина. Бросило в жар: вдруг сейчас проснутся? Да я со стыда сгорю!

Бережно высвободившись, отправился в отхожее место. Самое время, пока никто не видит. На обратном пути обнаружил семью готовящейся в путь. Сами проснулись или я переполошил?

Выехали затемно. Рассвет застиг посреди леса, прямая полоса дороги уходила вдаль, дышалось легко и свежо. Даже мысли проснулись. Совсем некстати. Не могли еще поспать, дать насладиться чувственной тишиной, безмятежностью и великолепием природы.