Вадим Панов - Запах страха

– Тебя могли убрать японцы.

– Но остались бы Екатерина Федоровна, Зина… Они меня любят… любили, и начали бы копать…

– Логично.

«Зато теперь не осталось ни Екатерины Федоровны, ни Зины…»

– А еще я думаю, мне хочется думать, что Ревазу не нравилось то, чем он занимался. Что он хотел закончить свои дела с якудза. Он собрал меня, Екатерину Федоровну, Ляпсуса, продемонстрировал нам свое отчаяние, показал, что готов на все ради Маши, что ей осталось жить совсем чуть-чуть. Затем уезжает, возвращается с исцеленной девочкой, объясняя нам, что не смог отказаться от предложения неизвестных.

– И в качестве неизвестных сдает японцев.

– Великие Дома начинают расследование, Реваз подставляет якудзу, те сворачивают бизнес и отстают от него.

– А он в полном шоколаде. С накопленными деньгами и молодой женой.

Олеся вздохнула.

– Наш план был прост: мы доставляем Куколку в Москву, передаем ее вам, оповещаем об этом Кабаридзе и исчезаем. Но все пошло наперекосяк. – Женщина тяжело вздохнула. – Все пошло не так, начиная с проклятого самолета и заканчивая тем, что Реваз догадался о нас… Будь все проклято!

«Догадался и начал убивать». Целитель нанял киллера? Еще несколько дней назад Артем рассмеялся бы в лицо тому, кто высказал бы подобное предположение, но теперь… Целитель, поставивший на поток производство Куколок, мог сделать все, что угодно.

История была логичной и завершенной, но была в ней одна небольшая нестыковка. Не очень заметная, но очень важная для Артема.

– Олеся.

– Да?

– План, о котором ты рассказала, сложен, заковырист и, в сущности, ничем не отличается от доноса Великим Домам. Вы могли просто сдать Кабаридзе и умыть руки.

Она знала, что наемник спросит об этом. Знала и не отвела взгляд.

– Если бы мы просто сдали Реваза, он бы купил себе жизнь за технологию изготовления Куколок. А я хотела, чтобы он умер. И не просто умер, а… а получил по заслугам. Я настояла на этом, и Екатерине Федоровне пришлось согласиться. Я отвечала за то, чтобы найти исполнителя.

– И ты познакомилась со мной.

– Как бы я ни относилась к Ревазу, я не могу его убить.

– Тебе был нужен инструмент, – тихо сказал Артем. – Ты хорошо сыграла свою роль.

– Ты можешь думать, что хочешь, но… Это не только роль… – Она почти плакала. – Да, сначала это была роль. Да, я собиралась использовать тебя! Я собиралась окрутить тебя, трахнуть и заставить сделать все, как я скажу. – Слезы стали злыми, Олеся с вызовом посмотрела на Артема. – Только не говори, что ты этого не понимал.

– Я понимал.

– И сам пытался использовать меня, чтобы выяснить, в чем суть истории.

– Да.

– Ты выяснил. Тебе понравилось? Ты с самого начала знал, что нужен мне, а потому – не разыгрывай невинность. – Олеся заглянула в глаза Артема. – Да, я дрянь, я холодная, жестокая дрянь. Я придумала этот план, чтобы убить Реваза. Убить так, чтобы даже Анку удивился моей жестокости. Убить так, чтобы моя душа ужаснулась и… вернулась ко мне. Убить так, чтобы снова стать человеком. И ты мне нужен именно для этого.

Артем молчал.

– Я знала – ты поймешь, что я играю, но не откажешься поиграть. Я это понимала. Но наша игра… Я занялась с тобой любовью не для того, чтобы сделать тебя игрушкой. Я отдаю себе отчет в твоем цинизме. Я хотела заняться с тобой любовью! Я захотела после наших разговоров, после нашей прогулки. Я захотела… – Женщина сжала кулак. – Но я должна через это пройти. Иначе мне не вернуться.

Артем не знал, откуда должна вернуться Олеся. Не знал, как потеряла она свою душу, но понял, что она права – другого пути у нее нет. Здесь речь шла не о чувствах, не о любви, наемник видел настоящее: обнаженные нервы и человека, перешедшего грань, а в таких вещах он разбирался. Олеся уже переступила черту, у которой можно было бы остановиться, и если она не дойдет до конца, если не убьет Кабаридзе, то умрет сама. Умрет у него на глазах. Ее жизнь против жизни Реваза Кабаридзе. Третьего не дано, а решать ему.

Олеся вышла из машины, остановилась, отбросила с лица прядь волос.

– Я иду к Ревазу. Как поступишь ты, решай сам. – Она сделала маленький шаг и, отвернувшись, прошептала. – Я действительно полюбила тебя, Артем.

Чтобы жить, ей нужно пройти через ад. И разве она виновата в этом? Ведь она всего лишь человек.

Наемник медленно открыл дверцу.

Артем никогда не видел Кабаридзе, но по рассказам Олеси он составил вполне законченный образ жизнелюбивого профессора: ухоженный, энергичный, умело поддерживающий прекрасную форму, разве успешный мужчина в расцвете лет может выглядеть иначе?

Может.

Человек, который открыл дверь, был стар и опустошен. Седые волосы всклокочены, под глазами тяжелые мешки, жалкая, сгорбленная фигура. Но, увидев на пороге наемника, Кабаридзе вскинул голову, и в его глазах вспыхнула надежда. Последняя надежда.

– Артем? Вы привезли…

– Он приехал со мной. – Олеся выступила из-за спины молодого человека. – Здравствуй, Реваз.

Профессор отступил в глубь квартиры.

– Зачем ты здесь? Вы вместе? Я не понимаю…

Артем вошел в коридор последним, подумал и не стал закрывать дверь. Он чувствовал, что будут еще гости, и решил им не мешать.

– Я приехала посмотреть, как ты умрешь, – ровным голосом ответила женщина.

– Мехраб, Артем, Екатерина Федоровна… – Кабаридзе закусил губу. – За ними – ты. Но я все равно не понимаю! Это невозможно! Старуха никогда бы не…

– Реваз, – тихо спросила Олеся, – помнишь Колю? Нашего Колю?

Профессор вздрогнул.

– Коля? При чем здесь Коля? Он умер. Это было давно. Ты, сумасшедшая тварь, это было давно! Десять лет назад!

– Семь, – женщина покачнулась, словно от удара, а ее голос стал колючим и жестким. – Коля умер семь лет назад. В этом сентябре мой сын мог бы пойти в школу.

– Он умер. Лучшие Целители братства пытались помочь ему, но…

– Но ты уже тогда умел делать Куколок Последней Надежды.

Глаза Кабаридзе расширились:

– Так вот в чем дело.

– В этом, – отрубила Олеся. – Ты мог его спасти.

Когда профессор открыл дверь, Артем обратил внимание на то, как плохо он выглядит. Но последние слова Олеси добавили ему не менее двадцати лет, раздавили окончательно.

– Замолчи! – Кабаридзе закрыл лицо дрожащими руками. – Замолчи!!

– Ты позволил умереть нашему сыну. Я… я не могу этого понять, Реваз! Почему? Ты мог его спасти!

– Я Целитель, Олеся, – простонал профессор. – Черт тебя подери, психопатка, я ведь Целитель! Чью жизнь я должен был отнять?

– Ты прекрасно знаешь, что я бы согласилась умереть ради него, – прошептала женщина.

– Убить тебя?

– Но ты все равно убил меня, Реваз, все равно. Только более изощренно. Или… или этого ты и добивался? – Олеся криво улыбнулась. – Скажи мне правду, Реваз, почему ты убил нашего сына? Даже если ты его не любил…