Людмила Астахова - Теперь или никогда

Изможденная, худая, с пятнами багрового чахоточного румянца на скулах, она не говорила – бредила, вцепившись желтоватой костистой рукой в полу его сюртука. Сбивчиво бормотала что-то о богах и крови, о… Эгнайр нахмурился и подавил мгновенное желание заткнуть уши. Хриплый голос матери зазвучал сквозь вату расстояния и времени глухо и неразборчиво:

«Огонь, мой сын, Огонь и Верность!..»

Бред.

Впрочем, едва узнав, что юноша стал студентом факультета богословия Ициарского университета и намерен по окончании его служить Предвечному, Тарвен тотчас замолчала. И до самого отъезда сына не произнесла более ни слова.

Поначалу он писал ей часто, раз в два месяца точно, но мать не ответила ни на одно письмо. И Эгнайр прекратил переписку.

Да и вовсе не до полубезумной чахоточной женщины ему стало, когда молодой человек был принят в кружок «природников». То есть Искателей. В конце концов, если бы ей было что-то нужно от сына, Тарвен Акэлиа могла бы написать сама, верно?

…Уведомление о вступлении господина Эгнайра Акэлиа в права наследования – вместе с перечнем закладных, векселей и прочих долгов матушки, а также требование немедля уплатить соответствующие пошлины – нашло юношу только спустя четыре месяца после ее смерти. Долгов госпожа Акэлиа оставила после себя столько, что ни о каком наследстве и речи не шло. Эгнайр продал дом, но вырученной суммы едва хватило, чтобы рассчитаться с кредиторами. Пошлину за сделку по продаже недвижимости пришлось платить из своего кармана.

Она, оказывается, бедствовала. Фактически голодала. И все равно – ни единого письма!

…Матушка, ну зачем же вы так?

Наверное, она – истинная ролфи! – посчитала поступок сына предательством. Принять идберранское гражданство, пойти учиться на – страшно сказать! – тива… Но ведь это же чушь, чушь, это просто игра, просто политика! При чем здесь вера и верность? Что может женщина знать о таких вещах?! Но матушка и судила как женщина – сплошные эмоции и ни капли рационального.

Это не предательство, это всего лишь… должность! О какой вере может идти речь? Богов нет! Нет ни Предвечного, ни лунных богинь, ни духов шурианских – так есть ли разница, в какое платье рядиться и какие обряды отправлять? Есть только силы природные, и магия – одна из них. Нужно лишь понять, как укротить эту стихию, заставить ее служить человеку. Вот шуриа – те ближе всего к пониманию, по-своему, конечно, по-дикарски, но…

Являются ли шуриа проводниками природной магической силы или же упомянутая сила содержится в самих шуриа, подобно соку в плоде фруктового дерева? И если содержится, то как эту силу из них… извлечь? Выжать, будто воду из перекрученной простыни…

В Индаре Эгнайр наблюдал забавные опыты с лягушками, и поневоле живодерская аналогия занимала юного Искателя все сильнее.

Разумеется, сам Эгнайр не собирался собственноручно препарировать так кстати подвернувшуюся шуриа, живую и настоящую. Да и не анатом он, в конце-то концов! Это один из соратников с медицинского упорно твердит о некоей «магородной железе», якобы сокрытой в теле любого человека. Впрочем, он, восторженно увлеченный, еще и душу намеревался отыскать и чуть ли не взвесить, дабы доказать ее наличие либо отсутствие!

Нет, будущий богослов Акэлиа не точил мысленно скальпель – зачем? Главное сейчас – заманить госпожу Элир в Ициар, а уж там можно и «препарированием» заняться. Фигурально выражаясь.

Но прежде надобно упомянутую госпожу вызволить из цепких лап родных идберранских властей. А то, невзирая на уникальность экземпляра, спустят змеиную шкурку и наизнанку вывернут. Служивые – они такие.

В караулке было душно и накурено. Чуткий нос Эгнайра недовольно дернулся, но не более того. Ароматы казармы – вещь, к которой можно притерпеться. А вот лейтенант-пограничник, вцепившийся, будто… ох, опять эта «насекомая» аналогия! Клещи уже были, пусть будет – кто там обычно вцепляется в скользкий змеиный хвост? Кречет, орел?

На орла идберранский офицер не тянул. Самое большее – на коршуна. Ну что ж, попробуем вырвать ценную особь редкого вида из кривых желтых когтей!

– Госпожа Элир, вам не требуется моя помощь? – с абсолютно искренним участием вопросил Эгнайр, метнув в лейтенанта полный негодования взгляд. У-у-у… браконьер!

– Я не думала, что на границе возникнут такие сложности, – как можно жалобнее заскулила Джона. – Здесь, в Идбере, такие строгости.

В переводе с дамского жеманного это означало: «Спасите же меня от этих дикарей в эполетах». Путешественница с ролфийским романчиком просто обязана соответствовать образу.

– Сударыня, я постараюсь все уладить. При вашем хрупком сложении излишние волнения подобны яду. – Молодой человек успокаивающе улыбнулся шуриа и шагнул к пограничнику: – Господин… э-э… лейтенант? Покорно прошу извинить, я, как лицо сугубо штатское и в будущем духовное, не разбираюсь в воинских званиях… Господин офицер, вы предъявляете госпоже Элир какие-то обвинения? Я имею счастье сопровождать эту даму и уверен, что все вопросы касательно нее мы могли бы решить с вами…

Вмешательство студента-богослова пришлось некстати, но идберранец не собирался сдаваться под напором будущего духовного лица.

– Я спросил госпожу Элир о цели визита в Идбер. Но пока ни единого вразумительного слова не услышал.

Покуда «коршун» клекотал и щелкал клювом, Эгнайр уже успел подойти почти вплотную и теперь доверительно склонился чуть ли не к самому офицерскому уху, чтоб, понизив голос, молвить тем особенным, «проникновенным» тоном, за который преподаватель по риторике его наверняка похвалил бы. А может, и нет – но ведь действует же!

– Сударь, я ничуть не удивлен. Позвольте представиться: Эгнайр Акэлиа, студент Ициарского университета. Богословский факультет. Я сопровождаю эту даму в Ициар, к доктору Ралиху. Видите ли, госпожа Элир… – быстро глянув на очень несчастную и замученную госпожу Элир, юноша мгновенно «поставил диагноз», для деликатных дам, в общем-то, нередкий и неудивительный, – страдает характерным для чувствительных женщин душевным расстройством. И подвержена истерическим припадкам и меланхолии. К несчастью, единственный доктор, специализирующийся по подобным заболеваниям, практикует в Ициаре. Если вы заметили, госпожа Элир – шуриа, и при ее сложении и происхождении, сударь мой, опасность увеличивается… Ей абсолютно противопоказаны малейшие волнения, сударь. Малейшие!

В мыслях своих Джона не могла сдержать ехидного хихиканья. Слабым здоровье леди Янамари можно было назвать с огромной натяжкой. Да, иногда она простужалась и страдала от насморка, но ничем страшнее ангины никогда не болела. Три беременности, роды, бурная придворная жизнь, опасные путешествия, кораблекрушения и осады ничуть не повредили женщине. Жизнерадостная, исполненная бурлящей донджеты и жажды мести, Джойана была здоровее всех собравшихся на заставе мужчин, включая самого студента. Тот, к слову, не мог похвастаться крепким телосложением, как и большинство людей, проводящих почти все свое время над книгами в душных аудиториях.