Людмила Астахова - Теперь или никогда

И клич ее был подхвачен сотнями глоток:

– Взяточники! Шкуродеры! Справедливости! Долой чиновничье ворье!

– Расскажем президенту всю правду!

– Налогоплательщикам – честную власть!

– Мы – не наложницы! Мы – платим налоги!

Еще курился дымок над руинами сгоревшего борделя, а огромная толпа народа, громко скандируя свежесочиненные лозунги и призывы, уже двигалась по улицам к президентскому дворцу. И в нее вливались людские ручейки – домохозяйки в халатах и чепчиках, клерки, кто в сюртуках на голое тело, а кто и в шлафроках, голопузые лавочники, ремесленники в подштанниках и подмастерья в исподних рубашках. А впереди всех, в авангарде из погорелых шлюх, шагала Мама Мура в рваном бархатном корсаже, одной рукой прижимая к груди учетную книгу и страховой полис, а другой – размахивая своим голубым «знаменем». Стрелять в полуголых безоружных людей ни полиция, ни президентская охрана так и не решились. Хотя бы потому, что господин президент Фальорк тоже вышел к народу в кружевной ночной сорочке и в колпаке с кисточкой.

– Что случилось, дорогие сограждане?

Мама Мура, насупив бровь, грозно бросила в лицо власть имущему:

– Низы больше не хотят! – и взмахнула нижней юбкой.

Зря, что ли, ее умным словам научил студиозус-философ?

В Индару вместе с рассветом пришел новый день, бурный и необычный, но никто из собравшихся перед дворцом еще не подозревал, что прямо на их глазах переворачивается очередная страничка Истории.

Джона и Эгнайр

А «щеночек»-то оказался зубастенький! Умильный такой, славный обаяшка, но не из тех тихонь, кто отнесется равнодушно к оставленной без присмотра туфельке. Пока не изжует, не изгрызет, пока не устроит полный разгром, не успокоится. Потому что зубки чешутся и в крови кипит охотничья страсть, а к порядку не приучен. Собачьи аллегории, не более. Почти в шутку.

Со стороны, наверное, казалось, что путешествующая дама не в меру увлеклась обаятельным юношей, так восторженно они щебетали всю дорогу до границы. Сначала вежливо и куртуазно, как и подобает случайным попутчикам, но с каждым лайгом дороги проникаясь друг к другу очевидной приязнью. В общем-то Джоне, бывшей придворной даме, не составило никакого труда обаять молодого человека, расположить его к себе. А если быть точными, то пустить пыль в глаза. «Брандовой выделки дамочка!» – смеялся императорский сват, лорд Джафит, намекая на воспитанное супругом умение Джоны обаять каждого встречного-поперечного и вычислить его полезность в будущем. Конечно же, юноша Эгнайр зачаровал леди Алэйю, она же шуриа, как-никак. Но умный студент, словно солнечный зайчик на стене, все-таки лишь отблеск восхитительной силы светила – Вилдайра Эмриса. Отражение, загадочный блик, удивительная находка, но не сам Священный Князь, нет, совсем не он.

Шуриа живут в двух мирах, но они не пытаются смешать мир духов и мир живых людей воедино, ибо для каждого существуют свои законы и правила. Кокетничая напропалую с молодым человеком, Джона перво-наперво искала выгоду, которую можно извлечь из нечаянного знакомства. Если оставить в стороне искреннюю сердечную благодарность Хозяину Архипелага за покровительство Идгарду и Шэррару, только во имя которой и нужно вернуть волчонка в стаю, то шкурка щеночка все равно стоила немало. Не золотом по весу и не для врагов Вилдайра Эмриса предназначалась эта цена, но шуриа очень сильно рассчитывала на ответную благодарность Священного Князя Ролэнси, когда тот заполучит… О да! Джона готова была поклясться собственной душой, что Эгнайр Акэлиа его прямой потомок – внук или правнук. Наследник не титула и власти, но рода и чести великого вождя ролфи! Звучит!

«Нет, малыш, я тебя не упущу из виду и не дам снова потеряться, – мысленно посулила лукавая шуриа. – Я принесу тебя в зубах Вилдайру, чего бы мне это ни стоило. За мной должок, и я его верну с процентами».

Под должком подразумевалась спасенная от петли шея Грэйн. Если и обязана была Джойана Алэйя ролфийскому князю, то лишь за эрну Кэдвен.

«Я дам тебе мальчика, а ты мне… скажем, голову Рэналда Конри», – сладко мечталось Джоне в легкой дорожной дремоте. Но между полуприкрытыми веками шуриа нет-нет да и проскальзывала холодная змеиная блесточка, похожая на одинокую снежинку в синеве морозной ночи. За этими щеночками глаз да глаз нужен.

Джоне не единожды доводилось пересекать границы между государствами, а было время, когда они с Брандом катались к конфедератам по нескольку раз в году. И всегда пограничные заставы между республиками выглядели самым мирным и спокойным местом на свете. Парочка обленившихся солдат и подвыпивший офицер, который одним глазом смотрел в паспорта, а вторым – на дно бутылки или кувшина, – вот и вся защита границ. И самой большой опасностью для путешественников становился здоровенный барбос, честно облаивающий каждую карету, ибо возница с кнутом – его злейший и естественный враг.

Но Идбер встретил дилижанс из Эббо вовсе не благостной леностью служивых и мерным поскрипыванием шлагбаума, как ожидала Джойана. Такого количества идберранских солдат она не видела со времен штурма форта Шила. И ладно бы только пехотинцы, но драгуны-то здесь к чему?

Впрочем, и на стороне Эббо тоже от военных не протолкнуться было. При этом служивые союзнических армий взирали друг на друга без всякой приязни. Дух недоверия витал над границей.

Стоило дилижансу проехать под шлагбаумом и остановиться, как его окружили со всех сторон идберранцы в синих мундирах.

Дверцу распахнул мрачный, как зимнее море, лейтенант и скомандовал:

– Предъявить документы и багаж для досмотра!

Ни «добрый день», ни «господа», ни каких-то других вежливых слов приветствия испуганные пассажиры так и не дождались.

Эгнайр Акэлиа оказался единственным обладателем идберранского паспорта и был пропущен с миром и без препятствий. Остальных путешественников ждал тщательный досмотр, а Джойн Элир – еще и суровый допрос.

Дорожный сундук шуриа обыскивали внимательнее всего, но ничего, кроме дамской одежды и белья, не нашли. Кружевные панталончики и полупрозрачные нижние сорочки модных фасонов вызвали оживление среди солдат, но не более того.

– Везете запрещенную литературу?

– Запрещенную? – делано изумилась Джона. – Это какую?

– Сочинения на ролфийском, языческую пропаганду, листовки и манифесты.

– О, конечно!

И Джона с готовностью достала из ридикюля книжечку под названием «Искуси меня, дикарь».

– Эта книга написана на ролфийском, господин офицер.

Бравому воину хватило трех абзацев, чтобы понять – данное сочинение не несет в себе никакой угрозы для умов, ибо написано исключительно для дам. А как известно, женщины и разум – понятия прямо противоположные.