Людмила Астахова - Теперь или никогда

При одной только мысли о Конри ролфийка ярилась и непроизвольно скалила зубы. Был бы хвост – пушила бы и стегала себя по бокам. Это неспроста. Так делают те, кто задумал свою игру.

А если судить по тому, какие замысловатые рунные знаки она стала чертить на обнаженном торсе… ну, пожалуй что теперь уже соратника… Удаза Апэйна эрна Кэдвен записала в свою команду. Вопреки ожиданиям, глядя на то, как сосредоточенно Грэйн поджала губу, и, слушая ее тяжелое сопение, он не ощутил прежней отвратительной жажды. Напротив, Удазу как-то сразу легче стало дышать.

– Колдуешь? Это руны специальные?

Ролфийка не ответила.

«И правильно, – согласился мужчина. – Не нужно ничего говорить, эрна. Мы ведь в разведку идем, практически в бой. Так почему же не помочь соратнику надеть доспехи? Мы в одной связке, эрна. Я тебя не подведу. Постараюсь не подвести. Я – первая ступенька лестницы, и я не подломлюсь под твоей ногой».

Согласно хитроумному плану эрна Оринэйра Удазу предстояло сгореть вместе с оплотом порока, что называется, прилюдно и официально. И чтобы никто не усомнился, что к подлому преступлению причастны синтафцы. Мнимое сожжение, конечно, дело рискованное, но Удаз отчего-то совершенно не боялся. Все началось в огне Синхелмского храма, им все и закончится… должно закончиться.

По 15-й улице стелился густой черный дым, и пронзительный стон несся над руинами дома под номером 7, который еще накануне сиял огнями и назывался «Морской Конек». Что ж, возликуйте теперь, блюстители общественной морали, честные жены и всякие импотенты! Нет больше гнездовища порока, исчез с лица Индары мерзкий уголок разврата, сгорел в одночасье. Не стало приюта непотребным девкам, еще вчера расхаживавшим полуголыми на глазах у похотливых мужиков, а ныне сбившимся в тесную и грязную кучку. Все лица в саже, одежонка порвана. Зареванные, они тихонько подвывали от горя. Как-никак, крыши над головой лишились и верного куска хлеба. Солировала, разумеется, Мама Мура. Трубный глас бандерши раздавался над пожарищем, точно корабельная рында над палубой фрегата.

– Все пропало! Все прахом пошло! Голая осталась и босая! Караул, сограждане!

Ей, кроме толпы зевак из окрестных домов, внимали еще целых три чиновника – окружной полицейский капитан, страховой агент и налоговый инспектор, – внимали терпеливо, как и должно, если права гражданки Свободной Республики Эббо так святотатственно нарушены. Ибо даже неурочный ранний час не есть причина, чтобы оставить происшествие без внимания.

– Не уберегли! – гортанно ревела Мама Мура. – Не уследили за бандитами и шпионами! Да где это видано, чтобы в честное законное заведение врывались средь ночи проходимцы всякие, устраивали смертоубийство, погром и поджоги?!

– Ы-ы-ы-ы-ы… – горестно тянули шлюхи. – У-у-у-у-у!

– Куда мы катимся, господа хорошие? Куда? Где наши доблестные стражи порядка? – вопрошала женщина, протягивая в мольбе руки к господину капитану. – Почему не защитили нас, несчастных, почему не спасли наши жизни и имущество?

– Но, сударыня, никто ведь не погиб…

– А вы хотели, чтобы дымящиеся руины покрылись изувеченными девичьими телами? Да? – возмутилась Мама Мура. – Смерти нашей желаете, изверги-кровососы? Кабы не мужская похоть, кабы не погибель женской чести от вашего брата, то, может, и не было бы на свете ни единой публичной девушки!

– И-и-и-и-и! – дружно подхватили вопль жертвы вековечной мужской похотливости.

– Найдите! Найдите негодяев в масках, учинивших преступление! Накажите их! Прекратите бесчинства! – голосила бандерша.

Полицейские как раз откопали среди развалин сильно обгорелый труп. Уложили на носилки и поднесли к погорелицам на предмет опознания. Убитые горем девицы, разумеется, стали тут же в обморок валиться, одна только Мама Мура недрогнувшим голосом молвила:

– Удазик это. А точнее, Удэйз ир-Апэйн – мой бывший жилец и ролфячий шпион. Виновник всех бед моих. Это его убийцы мое заведение подпалили.

– Точно?

– Уверена. Ботинки его. И вообще… похож, – брякнула бандерша и отвернулась.

– И-и-и-и-и-и! Бедненьки-и-и-и-ий! – стенали чумазые девушки.

Труп унесли.

– Вы утверждаете, что это был умышленный поджог? – тут же встрял страховой агент.

– А то вы не видите? Все, как в документе, в точности. – Мама Мура обмахнулась драгоценным полисом, точно веером. – Умышленный поджог, учиненный в ночное время. Спросите кого угодно, вот кого захотите, того и допрашивайте.

Женщина указала в сторону толпы свидетелей из числа жильцов соседних домов, готовых под присягой подтвердить, что своими глазами видели, как злоумышленники предавали огню дом номер 7. Всех их без исключения грела мысль о том, что наглым страховщикам, бьющимся за каждый лейд, придется теперь раскошеливаться. Поджог налицо – платите денежки!

Агент сник под кровожадными взорами обывателей.

– Господин Дюрн, разве я не платила взнос вовремя и в срок? Так что теперь не юлите, – припечатала его бандерша. – Все сгорело! Все сожгли, выродки.

– И учетные книги тоже сгорели, надо полагать, – съехидничал налоговый инспектор.

– А вот и нет! – взвилась женщина.

Подозрение в самом тяжком преступлении против законов Конфедерации вывело ее из себя окончательно. Обгорелое перо в прическе гордо взметнулось ввысь.

– Да я жизнью рисковала! Спасала из огня документы, девок выводила, осталась в чем была, а он смеет обвинять меня в преднамеренном сокрытии отчетности?! Ах ты ж морда бесстыжая! Да я к бургомистру! Да я… я к президенту пойду! Люди! Вы слышали? Нас, несчастных погорельцев, еще и обвиняют в чем-то!

Тщетно пытался покаяться в нечаянности своего грязного предположения злополучный инспектор. С Мамой Мурой шутки плохи, когда она входит в раж. А содержательница борделя разошлась не на шутку.

Выхватив у бедняжки Нахиэ чудом спасенную из огня нижнюю юбку небесно-голубого цвета, Мура вознесла ее над своей головой, точно победный стяг.

– К президентскому дворцу, сограждане! Мы не дадим себя в обиду! Мы – не просто граждане Эббо, мы… – И сделала эффектную паузу, чтобы все могли рассмотреть и запомнить ее монументальную фигуру во всех подробностях. – Мы – налогоплательщики!

И клич ее был подхвачен сотнями глоток:

– Взяточники! Шкуродеры! Справедливости! Долой чиновничье ворье!

– Расскажем президенту всю правду!

– Налогоплательщикам – честную власть!

– Мы – не наложницы! Мы – платим налоги!

Еще курился дымок над руинами сгоревшего борделя, а огромная толпа народа, громко скандируя свежесочиненные лозунги и призывы, уже двигалась по улицам к президентскому дворцу. И в нее вливались людские ручейки – домохозяйки в халатах и чепчиках, клерки, кто в сюртуках на голое тело, а кто и в шлафроках, голопузые лавочники, ремесленники в подштанниках и подмастерья в исподних рубашках. А впереди всех, в авангарде из погорелых шлюх, шагала Мама Мура в рваном бархатном корсаже, одной рукой прижимая к груди учетную книгу и страховой полис, а другой – размахивая своим голубым «знаменем». Стрелять в полуголых безоружных людей ни полиция, ни президентская охрана так и не решились. Хотя бы потому, что господин президент Фальорк тоже вышел к народу в кружевной ночной сорочке и в колпаке с кисточкой.