Елена Кочешкова - Болтливые куклы

Эти рассказы трогали что-то очень хрупкое в глубине души Шен Ри. Что-то, о чем он предпочел бы забыть. Но Атэ не являлся самым чувствительным человеком в мире и потому он продолжал говорить о своей мирской жизни, а Шен был вынужден слушать все эти многочисленные истории. И чем больше он слушал, тем отчетливей понимал, что очень мало знает о внешнем мире, откуда его забрали слишком рано. Да и прежде того разве он видел настоящий мир? Родовое поместье Ри мало походило на то, о чем рассказывал Атэ Хон, а до него — малыш Хекки, покуда тот еще помнил другой мир, отличный от храмового.

Чем дальше, тем сильней в душе Шен Ри расцветало пагубное и нечестивое желание покинуть храм и посмотреть на жизнь за его высокими стенами из красного, точно кармин, кирпича. Желание приходилось сдерживать всеми силами — Шен слишком хорошо помнил историю со срезанным с пятки клеймом. А ведь тот мальчик даже не пытался выбраться за пределы чертогов Великой богини. Он просто оказался недостаточно талантлив…

Грешные мысли разъедали ум изнутри, поэтому, стремясь их отогнать, Шен Ри все более и более усердно оттачивал свое танцорское мастерство. Он научился просыпаться прежде своего болтливого соседа — который не особенно и старался вставать по первому гонгу — и тихо ускользать в храмовый сад, где в полном одиночестве до изнеможения повторял сложную череду танцевальных па. И это был вовсе не скромный выход Робкой служанки. Шен Ри в своей безмерной гордыне и дерзости репетировал роль Лунной Девы. Только она позволяла ему с головой уйти в танец, забыться и отрешиться ото всех мирских желаний, будь то мысли о женщинах или стремление попробовать сказочные сладкие лакомства с неведомого Речного рынка…

Шло время. Танец все больше наполнял существо Шен Ри, вытесняя за пределы тела и разума все остальное. Постепенно даже Атэ Хон осознал, что его россказни про мир за пределами храмового театра — пустой звук для вечно погруженного в себя танцора из рода Ри. И перестал навязывать не только свои истории, но и свое общество в целом.

Единственное, что возвращало Шена в обычный — насколько обычным он может быть в храме — человеческий мир, это встречи с Хекки. Редкие, слишком редкие, чтобы насытить неутолимую жажду быть рядом, поддерживать, помогать… Без Шена Хекки быстро научился сам давать отпор излишне задиристым мальчикам из числа учеников (а когда у него это не получалось, на помощь всегда приходил молчаливый Зар). Но еще интересней было то, что он научился… нравится мастеру Хо. Нет, конечно же, тот не перестал звать Хекки крысенком, как он звал почти всех малышей в театральной школе, но стал ему очевидно благоволить и спускать с рук мелкие шалости или танцевальные промахи. Чем объяснить этот парадокс, Шен не знал. На его памяти — и задолго до его — мастер Хо слыл самым строгим наставником, совершенно не поддающимся очарованию своих воспитанников. Но малыш Хекки сумел сделать то, что было другим не под силу. Как ему это удалось — он так и не сказал, сделал вид, что ни при чем. А Шен не стал донимать младшего друга. Того времени, что он урывал для общения с Хекки и так-то было немного — уж точно не стоило тратить его на подобные расспросы.

Прошел почти год, прежде, чем еще один ученик храмовой школы сумел, выдержав испытание, примкнуть к числу действующих артистов. И к огромной радости Шен Ри им стал не кто иной, как Зар, все еще называемый за глаза Белым Змеем. Неприятное прозвище намертво прилепилось к молчаливому молодому танцору, но тот, казалось, будто и не замечал этого. И вовсе не обижался.

В театре, среди взрослых танцоров, Зар необыкновенно быстро сумел доказать, что его талант достоин использования. И с лихвой окупает такие странности, как белые волосы и мраморно-прозрачная кожа. Тем более, что на сцене подобные недостатки могут быть лишь на руку танцору. Кому, как не Белому Змею играть роль демона Тассу-Тэру? Отличный демон получился из Зара. Просто непревзойденный. Это отмечали и актеры театра (обычно скупые на любое признание чужого таланта), и главный распорядитель, и — что важнее всего — многочисленные зрители.

Сам Зар своих успехов будто и не замечал… Подаренные ему цветы он оставлял другим танцорам, приглашения от незнакомцев игнорировал. Неудивительно, что со временем Белый Змей приобрел репутацию самого загадочного и недостижимого танцора в театре Великой богини. И только Шен Ри, волею судеб, знал, что для Зара вся эта неожиданная слава — в тягость.

Знание это он обрел после того, как болтливый красавчик Атэ Хон предпочел соседство другого танцора и малодушно ушел в соседнюю спальную комнату. Шен сразу же позвал Зара на освободившееся место и вздохнул с облегчением — уж кто-кто, а беловолосый точно не испортит тишину непрерывным потоком глупых слов. Тут скорее нужно ждать, чтобы лучший демон в театре хоть раз в день нашел причину разомкнуть уста.

В один из холодных зимних дней, когда в безветренной тиши снег валил густыми хлопьями, Шен Ри не удержался и открыл затянутое мутной старой бумагой окно. Это было не очень разумно — свежий воздух мгновенно наполнил комнату — но чарующее кружение снежинок стоило того. Зар и не подумал сказать что-либо в упрек. Он тоже подошел к окну и задумчиво стал смотреть на невесомые хлопья, медленно парящие в воздухе. Потом вытянул руку и позволил им отпускаться на ладонь.

Белые — на белом.

Шен Ри даже дышать перестал — этот миг был слишком красив, чтобы испортить его любым звуком или движением. Но спустя пару мгновений он не удержался и сказал:

— Зар, если бы ты станцевал свой танец под снегом, это было бы самым лучшим зрелищем, какое только можно увидеть зимой!

Беловолосый загадочно хмыкнул. И удивил Шена неожиданным ответом:

— Ну пойдем. Станцуем вместе.

Он раздвинул окно еще шире и легко спрыгнул вниз, на заснеженную дорожку в храмовом саду. Шен Ри не колеблясь, последовал за старшим другом, хотя из одежды на них обоих были только легкие штаны на завязках для танца с палками, не доходящие даже до середины икр.

Высокий и жилистый Зар легко бежал по заиндевевшим камням дорожки, не боясь оскользнуться и упасть. Со стороны казалось, будто его тело неподвластно законам, что притягивают всех существ, кроме птиц, к земле. Шен Ри спешил за ним, стараясь не потерять из виду — завеса снега могла скрыть Белого Змея в любой миг.

Они остановились у той самой башни, где несколько лет назад Шен Ри получил на пятку свое заветное клеймо. Почему именно здесь — Шен не знал. Зар ведь никогда ничего не объясняет особо.

На широкой открытой части сада перед башней беловолосый замер и поднял лицо к небу. Крупные хлопья снега мгновенно покрыли его лоб и щеки, тая и превращаясь в тонкие струи.