Михаил Успенский - Время Оно

– Есть и в дружине желающие, – вздохнул кузнец.

– Желанья такие повыведу: всех убью, один останусь! – воскликнул Жихарь.

– Может, и так, – сказал Окул. – Только ведь закон-то…

– А что закон? – сказал Жихарь. – Полное право имею присвататься к немужней девице и княжеское звание тем самым обрести. Стану принц-консортом – вот это как по-ученому называется. Веди на княжий двор, бестолковый сватушка!

Куда денешься – повел. Люди на улицах глядели на Жихаря искоса, отводили глаза, а иные украдкой плевались.

– Поднялся-таки, продрал очи! – шипели вслед старухи.

– Чуют, что виноваты, – заметил богатырь. – Закон законом, да ведь и совесть иметь надобно! Ну, не бойтесь, не страшитесь, стану вас миловать…

Старух это, надо сказать, нимало не обрадовало.

На княжьем дворе вышла небольшая заминка: у крыльца стоял с озабоченным видом кабатчик Невзор, держал в руках знакомое Жихарю устройство – нанизанные на прутья костяшки в деревянной раме. К слову, объяснил ему это устройство как раз богатырь, наученный искусству счета еще царем Соломоном.

Костяшки зловеще щелкали, как бы учитывая быстротекущее время. «Время – деньги» – тут же вспомнилось Жихарю и присловье премудрого царя.

– А, должничок проспался! – радостно воскликнул кабатчик. – Ты-то мне и нужен! Долг платежом красен, а займы отдачею! Не штука занять, штука отдать! Сколько ни занимать, а быть платить! Продай хоть ржи, а долгу не держи! Заплатить долг скорее, так будет веселее! Долг не ревет, а спать не дает! Чужие денежки свои поедают! Возьмешь лычко, а отдашь ремешок…

– Да помолчи, успокойся, – сказал Жихарь. – Стар долг, да кто ж его помнит?

– Отдашь ломтем, а собираешь крохами, – пригорюнился Невзор. – У заемщика сокольи очи, у плательщика и вороньих нет.

– Должен, не спорю, отдам не скоро; когда захочу, тогда и заплачу! – нашелся Жихарь. – Пиши долг на забор: забор упадет, и долг пропадет. Ссуды пишут на железной доске, а долги – на песке.

– Лихву сбирать – тяжело воздыхать, – тяжело вздохнул кабатчик. – В копнах не сено, в долгах не деньги. Долг не ждет завещания!

– Да я помирать и не собираюсь! – вскричал Жихарь. – Тогда пиши на дверь, получай с притолоки. Коли взято давно – так и забыто оно!

– У долга и век долог – долги живучи, – возразил кабатчик. – Легко людей учить, легко долгов не платить. Что ж, дружок, когда должок?

– Будет, будет тебе, – посулил Жихарь. – С лихвою будет. Вот сейчас с княжною вашей потолкую, тогда и тебе благоприятное решение выйдет…

– Э, – сказал Невзор и растопырился в проходе. – Туда покуда нельзя…

– Так я же свата засылаю,– сказал Жихарь. – Дело неотложное, жениться да родить нельзя погодить! И чего ты вообще при княжьем дворе сшиваешься?

Это правда, кабатчику в таком почетном месте делать было нечего – Жупел кабацкими услугами небрег, у него собственный винный погреб имелся.

– Да я же выборный человек от общества при княжне, – сказал Невзор. – Выбирали всем миром, единогласно, при двух воздержавшихся…

«Да, – подумал Жихарь, – кабатчика попробуй не выбери – он тебя потом сроду в долг не опохмелит, либо нальет, да тараканов не отцедит. Попробуй вылови их потом в бражке-то! А воздержались, надо полагать, непьющие…»

– Становись в очередь, – сказал Невзор. – У нас и так сейчас жених пребывает, степной витязь Сочиняй-багатур. Пришел при щедрых дарах, а не при драных портах…

– Охти мне, – сказал кузнец. – Вон она, дырка-то, я ее сейчас сажей закрашу…

– Пустое, – молвил Жихарь. – Герой – он и с дырой герой. Посторонись, зашибу!

И, схватив крепкого кузнеца за бока, богатырь им, как тараном, сокрушил убогую Невзорову защиту. Окул мотал ушибленной головой, Невзор схватился за пораженное брюхо.

Наблюдая незавидную его судьбу, другие стражники вовсе не рискнули загораживать молодцу дорогу, и он, толкая впереди свата, поднялся по лестнице, пинком вышибив дверь в приемную залу.

Нежданная Жихарева спасительница и соперница сидела на высоком престоле, не доставая ногами до полу. Она была худенькая и бледная – даже намазать щеки свеклой не удосужилась ради женитьбенного сговора. Но глаза у нее зато были такие, что Жихарь, хотевший с порога гаркнуть веселое приветствие и разинувший для этого дела рот, вмиг позабыл все слова да и рот забыл запереть. Так и замер, словно голодный чиличонок в гнезде.

– Явился, невежа, – сказала она звучным, не стойным для щепетильного тела голосом.

Кузнец Окул Вязовый Лоб растерялся и начал хрипеть что-то насчет жар-птицы, залетевшей в данный терем, спасаясь от охотников, и про рыбку – золотое перо, которая ускользнула из рыбачьих сетей туда же…

– Стыдно мастеру за бездельника и пьяницу ручаться, – сказала княжна Карина. – Помолчите пока оба, я соискателя слушаю…

Соискатель сидел в углу на высоком табурете. Узкие глазки его с неудовольствием пошарились по Жихарю, плоский нос пренебрежительно шмыгнул, красивые черные усики горделиво дернулись. Был он почти круглый, но не от природного жира, а оттого что навздевал на себя семьдесят семь одежек, – во всяком случае, Жихарь насчитал именно столько, покуда не сбился. Видимо, степной жених полагал, что так будет богаче. Сидеть на табурете ему было неловко, Сочиняй-багатур то и дело поглядывал на пол с опаской, страшась сверзиться без привычки. Потом перевел дух, взял поудобнее свой инструмент о двух струнах и дребезжащим голосом продолжил прерванную незваными гостями песню:

Благороднейший мой отец,Пожиратель женских сердец,Причитать по-другому стал,Вот как мой отец причитал:«Что мне проку в моих стадах,Что мне толку в больших деньгах,Что мне пользы в славе мирской,Что мне счастья в молве людской,Коль ребенка нет у меня,Жеребенка нет у меня,И козленка нет у меня,И слоненка нет у меня?Ни одна из двух сотен женНе родила котенка мне,Ни одна из двух сотен женНе родила орленка мне,Я один доживать должон,Сам-один, точно крюк в стене.Кто на крюк мой повесит лук?Кто под старость мне станет друг?Кто стада мои поведет,Да уж кстати – и весь народ?Кто укажет им светлый путь?Видно, пришлый какой-нибудь…»

Жихарь сперва слушал с пренебрежением, а потом ему жалко стало старика из песни – невелика радость помирать без наследника. А с другой стороны, не могут же все двести жен быть бесплодными? Видно, у самого крюк этот не в порядке… И Лю Седьмой что-то похожее про себя рассказывал… Все верно, богатыри не котята, скоро не рождаются…