Михаил Успенский - Время Оно

Жихарь сперва слушал с пренебрежением, а потом ему жалко стало старика из песни – невелика радость помирать без наследника. А с другой стороны, не могут же все двести жен быть бесплодными? Видно, у самого крюк этот не в порядке… И Лю Седьмой что-то похожее про себя рассказывал… Все верно, богатыри не котята, скоро не рождаются…

Он задумался над своим сиротским горем и прослушал ту часть песни, где рассказывалось, как у безутешного старика кое-что все-таки получилось на двести первой жене:

…Десять лет носила меняВ золоченом чреве своем,Как стрелу скрывает колчанВ золоченом чреве своем.А когда народился я,Задрожала вокруг земля,Птицы падали на песок,Людям в горло не лез кусок.Я родился врагам на страх,Сгустки крови зажав в руках.И стремглав бежали враги,«Пощади!» – визжали враги.Я, едва лишь набравшись сил,Пуповину перекусил,Голым я вскочил на коня –Так запомнили люди меня!Десять дней бежали враги –Их до Желтого моря гнал,Двадцать дней бежали враги –До Зеленого моря гнал.Тридцать дней бежали враги –До Последнего моря гнал,Ибо я, окрепнув едва,Походил на дракона и льва.Как деревья, руки мои,Словно скалы, ноги мои,Шириной со степь моя грудь –Воздух весь я могу вдохнуть!А когда начну выдыхать,То поднимется ураган.А когда начну выдыхать,То обрушится Тенгри-хан.Все вершины на землю падут,Мелким людям жить не дадут,Шибко воля моя длинна,Всей Вселенной длинней она!

«Парень подходящий, – решил Жихарь. – Только врет и хвастается сверх меры… Ну да песенное дело такое: не соврешь – не споешь».

А Сочиняй-багатур в песне добрался наконец и до дела:

…Что тебе, подобной луне,Эти сумрачные леса?Что тебе, подобной луне,Эти серые небеса?Что тебе пропадать в тоске,Как ручью в горячем песке,Среди этих унылых гор?Я тебе подарю простор!Будешь степью повелевать –Двадцать жен не поднимут лиц!Будешь юрту мою подметатьИ доить моих кобылиц!Айналайн, поезжай со мной –Будешь двадцать первой женой!

«Э, как бы он ее не сговорил! – забеспокоился Жихарь. – Девки ведь падки на красивые слова: собралась и подалась в степь… Зря только он сказал, что ей придется юрту мести да кобылиц доить, – про это узнать она бы всегда успела…»

Но княжна Карина и без Жихаря знала, что к чему. Она сошла с трона, приблизилась к жениху и помогла ему покинуть табурет. Очутившись на полу, Сочиняй-багатур, чья грудь, согласно песне, могла вместить весь воздух земной, оказался ниже княжны на полголовы.

– Светлый степной владыка! – пропела княжна голосом отнюдь не суровым. – Пошла бы я за тебя, только в дому батюшки я не то что двадцать первой – и второй-то быть не захотела. Прогони двадцатерых жен, тогда и подумаю…

Сочиняй-багатур тут и духом слетел с песенных вершин на твердую землю.

– Нельзя прогони, – вздохнул он. – Когда прогони – табуны взад отдавай, юрты взад отдавай, каждый жена мои подарки с собой забирай. Мне тогда улус будет совсем маленький, слабый. Придет Мундук-хан, все его станет…

– А хвалился-то, – сказал Жихарь. – В лесу и сковорода звонка.

– Кто тебе, чума, слово давал? – столь же ласково пропела княжна, не оборачиваясь на Жихаря. – Не прогневайся, славный Сочиняй-багатур, а только меня с княжения народ не отпустит. Если уж так я тебе люба, приходи с табунами и дружиной на службу… Да и на что я тебе? У нас и краше есть, и роду хорошего… Только тесно тебе здесь будет…

– Тесно, мало места, – сказал Сочиняй-багатур. – В лесу ходит волк, медведь – коня обижает, человека совсем без волос оставляет… Комар хуже медведя: родню соберет, всю кровь пьет… Худой места, сильно худой. Чешим-башка – Сочиняй-багатур один вся земля, невест вся земля очень много. Сочиняй дальше пойди, красивей найди, умней найди…

– Вот и найди, – нахмурилась княжна – видно, не очень ей поглянулись последние слова сладкопевца. – Люди, проводите гостя с честью, снарядите в дорогу. Хоть и не богаты мы, а ничего не жалеть – пусть помнит щедрость многоборскую…

«Да она этак все наше хозяйство по ветру пустит!» – возмутился Жихарь, а багатура в дверях задержал и прошептал ему:

– Не кручинься – видишь, какая заноза попалась? Весь век заест. Ты меня потом обожди на постоялом дворе, на тот случай, ежели и мне тут от ворот поворот покажут, – только навряд ли… Тогда завьем горе веревочкой!

– А беда – арканом! – воскликнул степняк и проворчал: – Ой-бой, не шибко надо был…

Да и пошел прочь, не оглядываясь, – у него в запасе еще весь белый свет имелся да два десятка жен.

У Жихаря такого богатого запаса не водилось, престол же, вовремя не занятый, мозолил глаза. Жихарь ткнул свата-кузнеца: говори!

Окул долго кашлял, вспоминая сватовы речи про рыбку, птицу да зверя-куницу.

– Ступай-ка в кузню – плуги не окованы, бороны не правлены, – велела княжна Окулу. – А с тобой, могучий воин, у меня разговор будет особый.

Такого приема богатырь не ожидал. Он же сам пришел, а получается, что его на спрос привели…

– Ты чего? – спросил он. – Я же по-честному хочу, не как-нибудь…

– Да с таким, вроде тебя, лучше уж разок как-нибудь, чем всю жизнь маяться, – сказала княжна Карина, хотя говорить такие слова скромной красной девице и не пристало бы. – Смотри ты – пришел, избавитель, напился черней матушки грязи, бросил людей и давай отсыпаться. А мне за тобой все пришлось разгребать, казнить и миловать. Да еще мачехой меня наградил, нет чтобы змеине ноги повыдергать… Весь век тебе благодарна буду, что порушил мою жизнь. Там, у батюшки, ко мне светлые королевичи сватались, а тут еле косолапого степняка дождалась…

– Ему так на коне ловчее, – заступился за Сочиняя Жихарь. – И не ворчи, ты мне покуда не жена…

– Не жена, – согласилась Карина. – Не жена, а повелительница твоя всенародным волеизъявлением. Поэтому за все, тобой сотворенное, ответишь.

«И какой дурак девок грамоте учит?» – закручинился Жихарь, а вслух сказал:

– Так ведь опоили меня…

– Опоили? – взвилась красная девица. – Как же ты, чаемый князь, из чужих рук чару мог принять? От незнакомца?

– То посол моего побратима, – попробовал возразить Жихарь, но понял, что несет чепуху.