Марианна Алферова - Небесная тропа

Анастасия протянула ему чашку с кофе. Обжигаясь, он сделал глоток.

— Я вспомнил! — закричал он, чашка дрогнула в руке, и кофе пролился на постель. — Вспомнил! Он взял крестик! Мой крестик на цепочке, серебряный, я носил его на шее…

— Дорогой крест?

— Нет, нет, самый обычный крестик.

— М-да, не слишком много информации, — усмехнулась Анастасия. Надеюсь, Барсик нам поможет. — Она погладила Арсения по щеке. — Плохо тебе, да?

Анастасия бесцеремонно стала стаскивать с него одежду. Арсений посторонился, ожидая, что она уляжется рядом с ним. Дрожь возбуждения пробежала по телу. Но ничего из того, что так услужливо нарисовала его фантазия, не последовало. Анастасия извлекала из-под пелерины литровую стеклянную банку, на три четверти наполненную густой желтой мазью, и, зачерпывая ее горстями, принялась втирать в тело Арсения. Мазь была горячей и жидкой, но тут же впитывалась в кожу, вызывая легкое жжение.

— Это защита, — пояснила Анастасия. — Тебе, мой мальчик, предстоят нешуточные испытания.

Глава 5

Белкин, как всегда встал поздно. И, как всегда, в дурном расположении духа. Мерзкий осадок вчерашнего (водка, «наезд» налоговой инспекции) смешивался с предвкушением сегодняшнего (запах горелой ветчины, предстоящая встреча с директором «Архангела»). Он уже не мог отличить одно от другого. Призрачный запах тухлятины преследовал постоянно. Да нет, вовсе не призрачный, а вполне реальный запах: из розовой новенькой раковины смердит совковой канализацией. Белкин вывернул кран до отказа, пытаясь струей воды забить идущую из стока вонь. Фонтан брызг обдал лицо.

«Какая-то гадость вот-вот случится», — подумал Белкин, снимая халат с вешалки. Что за гадость — не знал. Знал другое: предчувствие его не подводит. Если отчетливо, как телетайпная лента, проносится мысль в мозгу, значит, так и будет. Говорят, бабка его славилась провидческим даром, умела кровь заговаривать. Сын ее на войне погиб, так в ту минуту, как пуля его настигла, она накрыла черной тряпкой зеркало, а незакрытое треснуло само собой.

— Мерзкий денек, — пробормотал Белкин, входя на кухню и морщась от запаха.

Инспектируя, заглянул в мусорное ведро. Так и есть! Два ломтя великолепной ветчины обратились в угли. Ну кто ценит его труды! Кто ценит деньги и вещи, приносимые добытчиком в дом!

Белкин плюхнулся на свое место. Танчо сидела напротив, попивая кофе из крошечной фарфоровой чашечки.

— Как поживаешь, принцесса? — Он по-прежнему обращался к дочери, как к маленькой девочке.

— Нормально.

Она старательно изображала взрослую, напяливая на себя самые немыслимые тряпки, благо деньги позволяли делать это. Интересно, чтобы она запела, если бы за любой дрянью надо было бы стоять в очереди часа по три, как это было в молодости самого Белкина? Впрочем, в Питере можно было кое-что достать. А вот в провинции…

— Когда экзамен?

— Завтра.

— Сдашь?

Танчо пожала плечами.

— Когда я заваливалась? Помнишь такое?

Самоуверенная, вся в него. Ирина, та только орать умеет, но при малейшей неудаче ударяется в панику и прячется за мужнину спину.

— Папуль, дай полтинник, — попросила Танчо, старательно изучая осадок на дне кофейной чашечки.

— Полтинник? Да ты вчера сотню брала! — возмутился Белкин.

— Завтра последний экзамен, отметить надо.

— Да?.. А может, тебе надо подкармливать своего БЕДНОГО, непередаваемая издевка в голосе, — студента? Как его? Толика, кажется?

— Уже нет, — Танчо поджала губы.

— Что так?

— Он хотел иметь не только стол, но и дом. То есть постель, — Танчо тряхнула волосами с самым независимым видом. — Пришлось попросить его искать полное довольствие в другом месте.

— Приятно услышать, что очередной нахлебник испарился.

— Я просто хотела помочь. А он тут же вообразил Бог знает что!

Черт возьми, красивая девчонка и глаза так и жгут. Но что-то во взгляде есть такое… что-то, вызывающее желание, нет, не обнять, а отступить на шаг.

— Да, да, тебе нравится быть принцессой, причем принцессой добренькой. Недаром к тебе липнет всякая шваль. Вроде той девчонки, которая явилась к нам пообедать и нечаянно прихватила с собой мамину норковую шапку. Одно приятно — после этого случая эта тварь к нам носа не кажет.

— Я же не виновата, что все, кого я жалею, оказываются подонками!

— Так зачем тебе кому-то помогать?

— Иначе не могу.

— Что значит «не могу»? — раздраженно переспросил Белкин. — Хочу тебе напомнить, что ты не своими денежками соришь, а моими. Ты еще и рубля не заработала.

Танчо нахмурилась.

— Так ты дашь полтинник, или нет?

— Ладно, раз уж конец сессии, дам, — милостиво пообещал Белкин.

Тем временем Ирина поставила перед ним тарелку. Яичница с ветчиной любимый мужнин завтрак.

— Ветчинка-то у тебя подгорела, — морщился Белкин, ковыряя вилкой в тарелке. — А еще два куска выбросила. Почем нынче ветчина? Дорого. Неэкономная ты хозяйка. При моих доходах могла бы…

— Ну вот, опять! — страдальчески закатила глаза Ирина. — Подумаешь, какой-то кусок. Мелочь!

— Мне эти мелочи с неба не валятся! За каждый рубль драться приходится. Когтями и зубами! И за все платить! За все это! — Широким жестом Белкин обвел кухонный гарнитур из натурального дерева, похлопал по обитой бархатом спинке «уголка», выразительно ткнул пальцем в стеклянный шар светильника над головой. — даже в этой скатерти частица моего пота и моей крови! — Белкин потрогал свежий шрам на лбу — след от удара обрезком водопроводной трубы, дело рук неизвестных налетчиков. — Не говоря о самой квартире! Но никто не ценит!

— Да ценим мы, ценим! — спешно воскликнула Ирина, пытаясь прервать бесконечную тираду.

— Вот- вот «цени-и-м», — передразнил Белкин. — Да какой тон! Думаешь: лишь бы отвязался! К собаке и то лучше относятся. Кофе сладкое не можешь сделать.

— Сладкий, — автоматически поправила Танчо.

— Сладкое! — настоял на своем праве коверкать слова Белкин. Он оттолкнул чашку с недопитым кофе и поднялся. — Я сегодня поздно, предупредил он кухонную мебель и сидящих на ней женщин.

— Я в институт, на консультацию. — Танчо поднялась следом.

— Идите куда хотите. — Ирина отправила в рот кусок ветчины, делая вид, что утренний разговор, такой же, как сотня других утренних разговоров, не произвел на нее никакого впечатления.

Но Танчо видела, что мать уязвлена.

— Мама, у него работа нервная, — попыталась оправдать отца Танчо.

Ирина взорвалась: