Ольга Романовская - Словенка

— Отдай куклу мне, оставь Желану в покое.

Стоян неохотно подчинился, да что делать, сестре старшей всегда почёт.

— Ты скажи ей, Гореславушка, чтобы не наворопничала.

— А ты не делай того, за что матушка уши надерёт.

Мальчишка недолго стоял, понурив голову; не успела старшая сестра окончить — как он уж за ворота. Что с ним поделаешь?

Желана куколку свою погладила, подошла поближе, слёзы утёрла. Глаза у девчонки снова заблестели, лешачата в них запрыгали.

— Рассказать тебе, о чём батька с Власом Твёрдовичем говорят, — тихонько спросила.

Не удержалась Гореслава, кивнула головой, хотя и знала, что парень Любаву сватает.

— Свадьбу они обговаривают Власа Твёрдовича и Любавушки.

— Скоро ли она?

— Краем уха слышала, что в серпене.

— А где же невеста наша?

— С подруженьками по грибы — ягоды ушла.

— Беги, Желана, да за братом по пятам не ходи.

Убежала девчонка.

Решила Наумовна, что лучше ей отцу да сестриному жениху глаза не мозолить. Взяла кузовок, пояском вышитым подпоясалась — и за ворота.

Солнце ясное, солнце красное шапки зелёные деревьев ласкало; скоро уж и дню конец.

С реки девушки возвращались, венки доплетали, песни пели, смеялись. Что каждой из них в липень речка нагадала?

Была среди них и Любава.

В раздумье остановилась Гореслава. Сказать ей или нет о Власе?

Старшая Наумовна сестру заметила, первой подошла.

— Неужели с нами гулять решила или же Ярославины подружки тебе милей?

— Не знала, сестрица, что теперь дружба у вас порознь.

— Сама знаешь. Верно, хорошо запомнила белого Уварого коня.

Девки в кулак захихикали; Любава грозно на них посмотрела.

— Влас к нам зашёл, о свадьбе с отцом толкует.

— Знала я, что недолго с косой гулять. Вено Влас за меня большое принесёт, не обидно отцу с матерью.

— А ты? Пойдёшь за него?

— А почему нет. Отгуляла своё, пора в новый дом входить. Жених не косой, не кривой; домина у него большая, хозяйство славное — чего ж ещё надобно. А Увар Ярославе достанется, — она помрачнела вдруг. — Пусть теперь с ним милуется, коли охота. Ей по весне и Ярилой быть, если до этого замужней не станет.

Видела Гореслава, как бросила своих подруг старшая сестра, ко двору пошла. Проводила её взглядом и пошла своей дорогой. Не дошла она до леса, присела среди некошеной ржи, подняла с земли колосок упавший, погладила.

— И меня так же сговорят, со двора уведут. Говорят, первые денёчки девичьи слёзы долго сохнут, а после исчезают. Стерпится — слюбится. А вот слюбится ли, стерпится ли?

Ветер во ржи гулял, колосья к земле пригибал.

Изо ржи вынырнул Лайко; язык на сторону. Сел перед ней и смотрит. Гореслава погладила его по голове, потрепала по рыжей шерсти. Пёс завилял хвостом, залаял. Обернулась девушка и увидела Радия. За спиной у него лука не было, зато несколько заячьих тушек свисали с плеча. Значит, проверял свои ловушки. Увидел её, подошёл.

— Слышал я, Влас Любаву сватает? — спросил он. — Правда ли?

— Уж сговорили.

— Сердится на меня за княжьих, — подумалось девке.

— Следующим летом и я к твоему отцу приду.

— Кого же сватать будешь?

— Ту, что люди Гореславой Наумовной зовут.

Ёкнуло сердечко; с языка слова сорвались:

— Своей невестой меня не зови, слова тебе не давала.

Вскочила, по ржи побежала. Радий догонять не стал.

Присела девка на бугорок, обхватила руками голову. Что же делать ей, горемычной? Не Радию мужем её быть, не ему косу девичью Науму нести. И решила она миленького в других краях поискать, Мудрёну Братиловну уговорить с собой в Черен взять. Знала, лихая, что кузнечиха в серпене к родичам своим собирается, что в княжьем городе живут, да и Силу Ждановича Вышеслав в Черен звал мечи ковать.

8

Любава сундуки с приданым разбирала, к свадьбе скорой готовилась. Подле неё на лавке сидела Желана, ожерелье цветное перебирала.

Скоро — скоро подруженьки девку оплачут, да и сама невеста вся в слезах будет.

В Наумовом доме только о свадьбе предстоящей говорили. Добромира и Лада тесто для каравая праздничного ставили, чтобы было чем гостей попотчевать.

Гореслава в те дни в поле больше работала, в лес не ходила. Никто её упрекнуть не мог, что роду не помогает. А вечерами вместе с Ярославой ворот сестриной свадебной рубахи вышивали. Слились в узоре том земля и небо, солнце и луна, день и ночь. Всего было довольно в Любавином приданом, но нет дороже рубахи, что сёстры с любовью вышили.

… Прослышала Гореслава, что кузнец с женой в Черен ещё до свадьбы Любавиной собираются, и пошла к ним будто за подарком для сестры.

Мудрёна Братиловна горшки перемывала, на тын сушится вешала.

— Низкий поклон вам. Всё ли ладно в вашем доме?

— Здравствуй, Гореславушка. Да как не быть у нас всему ладно, когда и домовой, и банник, все духи лесные и речные мужа моего почитают. Слышала я, что праздник у вас.

— Да что за праздник, что за радость — сестру в чужой род отдаём.

— Счастья Любаве Наумовне желаем. Подарочек у меня для неё приготовлен, жаль, сама отдать не смогу: до грудня в Черене жить будем.

— Мудрёна Братиловна, возьмите меня с собой.

— Зачем тебе, девке глупой, с нами? Дома сиди, отцу — матери помогай.

— Хочу княжий город увидеть.

— Ты это из головы выброси. Далее соседнего печища тебе не хаживать.

— Возьмите, я тише воды буду.

— Из рода, что ли, уйти хочешь?

— Чур меня! Просто хочется мне на мир посмотреть.

— Жениха из княжих найти хочешь, плутовка? Радий не ко двору пришёлся, так другого сокола ищешь.

— Да и в мыслях не было.

— Всё равно не могу взять тебя без согласия родичей.

Повернулась Гореслава, не попрощалась, ко двору побежала.

Перед самыми воротами столкнулась она с Наумом.

— Куда спешишь, бестолковая, словно на пожар.

— Батюшка, растили вы меня с матушкой, кормили шестнадцать зим, шестнадцать вёсен. Что — нибудь супротив вашей воли делала я?

— Нет, егоза. Да к чему ты об этом разговор завела?

— Отпустите меня с Силой Ждановичем и Мудрёной Братиловной в Черен.

— Почто тебе?

— Говорят, красив княжий город, что на берегу Нева построен. Хочу узнать, правда ли так.

— К чему людям врать, а тебе род свой покидать. Разве что за женихом славным съездить тебе. Богата княжеская гридня, не у всех воев жёнки есть. Умна ты, девка, у меня, — Наум по голове дочку потрепал. — Только одну с кузнецом и кузнечихой не опущу, Радию только могу тебя доверить.

— Так отпустите меня?

— Если Добромира согласится, то поедешь в Черен, но вместе с нами вернёшься, когда дань князю повезём. Смотри только: без женихов не останься. Когда Сила с женой едут?