Хозяин теней. 3 (СИ) - Екатерина Насута
— В своё время и стояла.
Тимоха попытался натянуть носок. Я дёрнулся было помочь, но к счастью, предложение не озвучил. Братец мой — ещё тот баран упёртый. Прям сразу видно, что кровный родственник.
— До того как…
— До того, — кивает Тимоха. — А потом несчастье это… и отец из рода ушёл. Слухи…
— Что кто-то из наших открыл полынью? Дед… сказал.
Взгляд внимательный такой. Но Тимоха снова кивает:
— Да. Он требовал следствие провести. Синодников позвал. Канцелярию государеву… других… всех просил приехать, кто мог. Но…
— Оказалось, что не мог никто?
— Именно. Точнее не захотели. Несчастья порой бывают. И прорывы, и стихийные провалы. Твари всякие… особенно тут, на границе. А дед… он упрямо не хотел верить, что это несчастье — само по себе, беспричинно. Что… просто не повезло.
— И его сочли ненормальным?
— Скорее уж помешавшимся от горя. Но не настолько, чтобы представлять опасность для окружающих. Ему выражали сочувствие. Следствие… да, проводилось. Не могло не проводиться. Но всё признали несчастным случаем.
— А слухи тогда…
— Слухи… вспомни, ты был на грани истощения. Какие мысли в голову лезли?
Те мысли и близко вспоминать не хочется. Меня и сейчас передёрнуло от понимания, насколько я был на грани. Нет, не смерти, а того, чтобы выпустить тень и…
— То есть… вариант, что кто-то… перенапрягся настолько, чтобы взять и… — я взмахнул рукой. — И сотворить…
— Скажем так, я в это не верю. Но с точки зрения большинства эта теория куда правдивей, той, которую предлагает дед. И чем больше он настаивал, тем…
Сильнее все уверялись, что его одержимость не на пустом месте возникла. И что за попытками свалить вину на таинственного недруга дед скрывает неприглядную правду о свихнувшемся охотнике.
— Дерьмо, — сказал я совершенно искренне, и заработал лёгкую оплеуху.
— Нехорошо ругаться, — Тимоха произнёс это с укоризной. — А так… в общем, доказательств не было. Обвинений роду тоже не предъявляли, но…
Желающих породниться с потенциальными безумцами не нашлось.
Точнее какие-то нашлись.
— Мой договор был заключён ещё в год моего рождения. А вот Танечке пришлось сложно… — Тимоха постучал по подлокотнику. — Дед пока не говорил?
— Нет.
— И ты помалкивай.
— Не дурак.
— Вот и хорошо…
— Но всё равно ведь узнает.
— Это да, — Тимоха вздохнул. — Но… глядишь… если о вашей помолвке объявят… Анчутков опять же…
То и сестрицу не сочтут отверженной.
М-да.
Перспектива, однако.
Не так я себе спасение рода представлял. Но жаловаться грех.
— Кстати… а почему она… в смысле, почему Сиси вообще с нашим даром? Анчутков же не охотник. И дочь его… и её муж, кажется, тоже не был. А девочка вот… другой крови.
Объяснение, которое приходило в голову при всей своей логичности никак не увязывалось с трепетным образом Аннушки. Нет, такому, как Аполлоша, грешно рога не наставить, заслужил, но… Алексей Михайлович тоже не охотник. А кого-то третьего в эту схему давних страстей совать — это уже не любовный треугольник, а бразильский сериал выходит.
— Ты… — Тимохина лапища легла на голову. — Этого только вслух не ляпни, да?
— Да понимаю, но…
— Приёмная она, — лапища убралась. — Родная дочь… умерла.
Чтоб тебя.
И хорошо, что сейчас спросил. У Тимохи. Потому как с такими данными мог и вляпаться.
— Не сплетен ради, но чтоб знал. Родная внучка Анчутковых мозговую горячку подцепила… и случилось это там, где приличных целителей не сыскать. Тот, который нашёлся, он… в общем, не помог. Тогда Анна едва не помешалась.
А дед мог бы и предупредить.
Это ж… это хорошо, что я с Тимохой говорю, а так-то…
— Её в Петербург привезли, вроде бы как в лечебницу даже отправить хотели, да… а потом всё успокоилось. И появилась Сиси. Анна её родною считает. Точнее знать знает, что не родная, но считает. Вот пусть и считает.
Странно, что муженёк эту приёмную принял.
Или его не посвящали?
Или…
Вспомнилась давящая сила генерала. Может, и посвятили, заодно намекнув, что не след разрушать душевное спокойствие супруги. Один хрен, как понимаю, с детьми он не возился, так что одним больше, одним меньше — разницы особой нет. Зато понятно, почему генеральша в отсутствии целителей нервничает.
Многое понятно.
— И что делать-то? — спрашиваю.
А Тимоха, хохотнув, взъерошил волосы и ответил:
— К помолвке готовиться. И радостную рожу перед зеркалом тренировать, чтоб невеста не обиделась. Ну а пока… давай, попробуй отпустить свою тень подальше, сколько можешь. Не корчи рожу, будто у тебя запор, наоборот, расслабься. Не надо силой, пытайся наладить мягкий контакт. Она и так тебя слышит. И имя уже придумай, а то как не родная, право слово… вот обидится и уйдёт от тебя к Танюхе.
Врёт же ж.
Не уйдёт.
Не могут тени брать и уходить. Это я уже знаю, как и то, что мы с нею теперь до самой смерти связаны, моей или её вот. Или одной на двоих. Хотелось бы, конечно, верить, что мы будем жить долго и счастливо, но… в общем, реальность — она другая.
— Тимоха, — я решился-таки задать вопрос, который давно на языке вертелся. — А если бы… если бы тогда дед тоже погиб, кто бы стал главою рода?
Тимоха замер.
И взгляд его сделался тяжёл. Неприятная тема. И мне даже почти совестно, что лезу в душу, но не лезть нельзя. Больно уж всё тут… накручено.
— Отец, — сказал он.
— А когда он ушёл.
— Сбежал.
— То утратил право? Даже если б дед погиб, то… главою был бы ты?
— Не совсем, — взгляд не становится мягче. — Я бы считался главою рода, но сугубо формально. Реально род передали бы под совместную опеку Синода и Романовых.
Даже так?
— А почему…
— Видать, до судебных прецедентов вы с Татьяной ещё не дошли. Так издревле заведено. Чтобы защитить. Чтобы у других не возникало желания подмять под себя ослабевший род. Синод обычно отправляет своего дознавателя, а тот уже следит и за воспитанием, и за управляющими. И Романовы проверяют, чтоб не было злоупотреблений.
— И как? Не бывает?
Тимоха хмыкнул:
— Бывают, конечно, но… не такие. Главное, что обобрать сложнее. Или устроить наследникам скоропостижную кончину. Романовы… они к таким вещам серьёзно относятся.
Интересно.
Очень интересно.
[1] Текст записан А. В. Гуревичем со слов Раи Шленкевич, 10 лет, с. Баргузин, Баргузинского аймака, БМАССР, 1929 год
Глава 5
…затянувшаяся забастовка рабочих на красильных фабриках купеческого товарищества Баркасовых грозила перерасти в настоящий мятеж. Однако бунт был остановлен совместными
