Н. Джеймисин - Сто тысяч Королевств

— Помнится, некогда вы упоминали, что с радостью готовы одолжить мне своего лю… бимца. На время, разумеется.

Невидимый Скаймине, за её спиной, Нахья резко оборотившись, уставился на меня, поедая сузившимися карими глазами. Да и сама кузина на мгновение показалась слегка ошалелой, ну а после разразилась громким хохотом.

— Подумать только! — Она шевельнулась, перемещая вес на другую ногу и упираясь, вгоняя портных буквально в оцепенелый ужас, рукою в бедро. — Да уж, сестрица, с тобой не поспоришь. Он и в самом деле куда более горазд, чем Т'иврел, в деле удовольствий. Но — прости уж — ты кажешься столько мелкой тва… творением Отца нашего. А мой Нахья столь силён, столь… велик… олепен. Уверена, что справишься?

Она напрасно сотрясала воздух искусно подслащёнными оскорблениями. Я спустила все её колкие выпады мимо ушей, почти не заметив.

— Вполне.

Скаймина ошеломлённо тряхнула головой.

— Что ж, прекрасно. Я всё равно не собиралась прибегать к нему, больно он нездоров сегодня. Впрочем, тебе как раз само то, хотя… — Она на миг замолкла, поглядывая на окна. А точнее, на солнце — сколь близко оно подпустилось к горизонту. — Разумеется, я могу не оговаривать специально, что стоит остерегаться заката.

— Конечно. — Моя улыбка мгновенно навлекла хмурый взгляд из припущенных бровей. — В моих планах нет желания отправиться на тот свет раньше срока.

— Ступай с ней, — приказала она, и Ньяхдох приподнялся с подоконника.

— Надолго? — спросил он безучастно.

— До самой её смерти, — усмехнулась Скаймина, разводя руки благородно-великодушным жестом. — Кто я такая, чтобы отвергать последнюю просьбу?.. Но пока будешь занят делом, Нахья, поглядывай там, чтобы сестрица не перенапряглась… совсем уж сильно — по крайней мере, настолько, чтобы преждевременно выйти из строя. В общем, ты понял: ничего такого. Совсем ничего. В наших интересах, чтобы она смотрелась впору, подходяще, — на утро, двумя днями позже этого.

Железная цепь, врезавшаяся креплением в соседнюю с окном стену, ослаблено опала, с последними словами кузины. Нахья подобрал свободный конец и застыл на месте, с безжизненным выражением глядя на меня. В тёмных глазах его нельзя было прочесть решительно ничего, кроме безразличия.

Я отпустила короткий поклон Скаймине. Той было уже всё равно; она, раздражённо шипя, устраивала очередную трёпку портным: один из бедолаг плохо сколол подрубленный край. Развернувшись, я удалилась, не обращая внимания, двинулся следом, или же нет, за мною Ньяхдох.

Чего бы я желала, будь свободной?

Неприкосновенность и защиту для Дарра.

Смерть, обретшую смысл… чтобы гибель матушки не канула даром.

Изменение… перемен — для мира.

И для себя…

Да, теперь я понимаю. Я избрала руку, в чьей воле будет диктовать мне…

— Она права, — проговорил Нахья (мы вместе стояли посреди моих комнат). — От меня сейчас мало толку. — Но за любезным, бесстрастно хладнокровным тоном угадывалась горечь.

— Отлично, — сказала я, — так или иначе у меня нет ни малейшего интереса выяснять это. — Подойдя к окну, я замерла у стекла.

За спиной надолго воцарилась тишина, а потом рядом раздались шаги.

— Что-то изменилось. — Неверные отблески света преломляли отражение дневной ипостаси, но и в этом стеклянном изломе я могла, поднатужившись, распознать недоверчивый изгиб бровей, насторожённо прищуренные глаза: падший сомневался. — Ты изменилась. Другая… необычная.

— И что с того? Много воды утекло с нашей последней встречи.

Он тронул меня за плечо. Увидев, что я не сбросила руку, взялся за другое, разворачивая к себе лицом. Мягко. Бережно. Почти нежно. Я не противилась его рукам. Он пристально всмотрелся мне в глаза: разглядывая, изучая, пытаясть прочесть, что кроется за моим спокойствием. Или же, наоборот, — принудить, смутить, устрашить.

Увы, вот только, так, вблизи, чего-чего, но ни капли устрашающего в нём не оставалось. Усталость глубокими морщинами вспарывала лоб, чертя тёмные тропки от висков к уголкам запавших, измученных глаз; те, воспалённые, обрамлённые складками краснеющих век, смотрелись даже обыденней, заурядней… приземлённей, чем прежде. Странно ссутулясь, одно плечо ниже другого, он, запоздало дошло до меня, еле держался на ногах, из последних сил тщась не рухнуть замертво. Пытки Ньяхдоха не прошли бесследно и для дневного его собрата, заставив и того расплачиваться собственным телом.

Должно быть, нахлынувшая жалость отразилась и на лице, ибо Нахья внезапно и резко выпрямился, нахмурив брови.

— Зачем ты притащила меня сюда за собой?

— Сядьте, — сказала я, указывая пальцем на кровать. Попыталась бы вновь развернуться к окну, но пальцы его слабеюще сжались, удерживая за плечи. Будь он в лучшей форме, и мне бы пришлось не сладко. Но теперь я знала правду. Этот Нахья был рабом, шлюхой, девкой для постельных утех, невольный даже над собственным (недолговечным, непостоянным) телом. Принадлежавшим не ему телом. С той немногой, выкроенной ему силой, что он и мог, так властвовать, править через усилие над своими любовниками. Своими, пользующими его, хозяевами. Мизерное удовольствие.

— Так ты его ждёшь? — спросил он недоверчиво. Перекатывая это «его» на языке, лелея, словно драгоценнейшее из сокровищ, обиду, негодование, отдаюшееся в каждом звуке. — Верно?

Дёрнувшись, я с силой отодрала от плеч пальцы, решительно отбросив прочь, подальше от себя.

— На место. Немедленно.

Повинуясь этому недвусмысленному приказу «немедленно», его отбросило, шаг — два — три, и усадило на кровать. Ни на секунду он не спустил свирепо горящих неприкрытой злостью глаз. Я развернулась к окну, предоставив спине сносить этот бурлящий, но бесполезный приступ ненависти.

— Да, — ответила Нахье. — Я жду его.

Молчание. Оглушительное. Ошаращенное. ошеломлённое.

— Ты же… втюрилась в него. Тогда ещё — нет, но теперь-то — точно! Скажешь — неправда?

Ты противишься правде.

Мне следовало обдумать его слова. Взвесить. Разобрать по косточкам.

— Втюрилась в него, говоришь? — медленно, почти по слогам, проговорила. Каждое слово странно отдавалось под рёбрами, стоило только допустить саму эту мысль; подобно стиху, читанному столь часто, что поневоле выучилось наизусть. — Влюбилась. В него.

Иные воспоминания поглощают тебя.

Удивительно было слышать гнездяшийся в голосе Нахьи неподдельный страх.