Вероника Иванова - Право быть

— Герцог попросил его убить.

— Попросил? Но зачем?

— Потому что тоже не хотел жить рабом. Ты же не хочешь?

Великан несколько вдохов смотрел то на меня, то на собственные ладони, причем с равным недоумением.

— Подожди! Я ведь сказал так потому, что внутрь меня посадили какую-то тварь, которая заставляет подчиняться. А герцог…

— С ним было примерно то же самое. Только тварь была частью него самого.

Вопросов не последовало, зато взгляд Борга был красноречивее языка в своей мольбе об объяснении.

— Давай вернемся к немного другим событиям, хорошо? К костру. Ты хотел убить меня, верно?

— Да, хотел. Уж не знаю, что на меня вдруг нашло, но… Причины были.

— Вот. Именно. Причины были. Но вовсе не те, которые ты пытался недавно привести.

— Какие же еще?

Я облокотился о колоду, устраиваясь на полу поудобнее.

— Человек способен одновременно держать в голове сотни разных мыслей и чувств. Да, ты считал меня виноватым в случившихся несчастьях. Но при этом соглашался с тем, что у меня было право на дуэль. Половина на половину, ведь так? И ни одна чаша весов не перевешивает, пока… Пока не вмешается кто-то со стороны. Вот возьмем, к примеру, мужчину в возрасте, прожившего в супружестве не один десяток лет. Его жена тоже не молодела все это время, так что растеряла былую привлекательность, и муж это, разумеется, видит. Но он помнит и о прошлом счастье, поэтому столь разные мысли живут друг с другом вполне мирно. И вдруг, представь, муж встречает молодую красавицу, которая благоволит ему, неважно по какой причине. Так вот, даже если она не будет день изо дня зудеть возлюбленному на ухо о том, как стара и страшна его старая жена, он, постоянно сравнивая их между собой, рано или поздно поставит свою прежнюю любовь на последнее место. Понимаешь, о чем я?

— Другая мысль стала сильнее?

— Да! Причем благодаря тому, что происходило не внутри, а вокруг человека.

Борг, несмотря на расстроенные в ожидании смерти чувства, соображал быстро. Правда, слишком прямолинейно:

— Хочешь сказать, что я полез на тебя с ножом не по собственной воле?

— А вот тут ты немного ошибаешься. Именно по собственной. Если бы в твоей голове не жило желание спустить с меня шкуру, ты бы не схватился за оружие.

— Но почему я вдруг захотел его исполнить?

— Потому что…

Говорящая с водой не имела возможности насытить нашу плоть серебром, зато навела густой туман, чтобы поскорее добраться до наших сознаний через кровь. Но вряд ли она с каждым занималась отдельно, ведь если вспомнить, сколько сил ей понадобилось на уговоры одного только зверька, живущего во мне… Нет, женщина давила сразу на всех нас. Вот только как? Какие мысли посещали в тот вечер меня?

Равнодушные.

Мне не было никакого дела до людей рядом со мной, даже судьбы мира, состоящего из плоти моих родственников, вдруг стали мне безразличны. Я как будто в единое мгновение лишился всех чувств, составляющих человеческую природу: не злился, не ненавидел, не любил, не желал. Я бесстрастно смотрел на происходящее, не собираясь умирать, но и не думая о сохранности чужих жизней. Впрочем, тогда мне все казалось естественным и непротиворечивым, а следовательно, не требующим к себе критического отношения и уж тем более не требующим исправления. Это были мои мысли, несомненно, но они почти всегда прятались где-то в глубине. Или я их прятал сам, осознанно и целенаправленно? Похоже на то.

Борг таил в себе желание меня убить. Жена хозяина гостевого дома и возница боролись со своими демонами, в обычное время тщательно сдерживаемыми на коротком поводке. Не думаю, что говорящая предполагала наличие такой богатой почвы для необходимых ей всходов, но точно ударила в самое уязвимое место. Как же ей это удалось?

Попробую встать на ее место. Вот я добираюсь до человека, который мне нужен первым делом для разговора, а потом уже для всего остального. И что вижу? Рядом с ним куча совершенно лишнего народа, способного помешать личной беседе. Значит, нужно отделить зерна от плевел. Как? Чем-то отвлечь. Но если, к примеру, устроить пожар или другую неприятность, требующую к себе внимания, скорее всего, компания не распадется, а вся целиком бросится на борьбу с трудностями. А необходимо обратное — разделить. Когда человек перестает обращать внимание на происходящее вокруг него? Когда увлечен собственными мыслями, разумеется. А если мысли особенно сильные… Все понятно.

— Потому что считал его неправильным.

Борг нахмурился.

— Откуда ты знаешь?

— Да все оттуда же. Помнишь, как вели себя другие? Мелла, к примеру. Она же вовсе не гулящая женщина. Да и возница вряд ли такой уж охотник до женских прелестей, что не может сдержаться.

— А ты? — Рыжий хоть и не умел самостоятельно строить заковыристые логические цепочки, зато наловчился очень цепко карабкаться по чужим. — Что ты считал для себя неправильным?

— Плевать на всех вокруг.

— Почему? Мне кажется, ты вполне мог бы…

— Плюнуть?

— Ну да.

Конечно, мог бы. Наверное, должен был бы так поступить, ведь мое положение и мои возможности…

Из-за них и не могу, вот ведь какая странность. Если знаешь, что в любой миг способен уничтожить весь мир, никогда не станешь этим заниматься. Это словно поднимать руку на младенца, который не может оказать тебе сопротивления. Стыдно и недостойно. И неважно, что никто не возразит и не осудит, достаточно возникающего внутри ощущения собственной неправоты.

— А я и плевал. В тот вечер. Не одернул наших страстных любовников. Не воззвал к голосу твоего разума.

— А если бы мне удалось добраться до тебя? Что случилось бы дальше?

— Ничего неожиданного. Ты бы умер.

— Умер? — Борг пытливо заглянул мне в глаза. — Но для того, чтобы предотвратить нападение, не всегда нужно…

— Убивать? Знаю. Только мне тогда было все равно. И думать о том, как бы причинить тебе наименьший вред, не хотелось.

— Ну что ж, по крайней мере честно.

— Ты спросил, я ответил.

— Да.

Он тяжело оперся спиной о стену.

Не за что меня любить, Борги. Не за что и незачем. И заметь, я больше не настаиваю на том, чтобы ты слепо верил каждому моему откровению.

— Вернемся к причинам. Внутри каждого из нас есть желания, которые мы всеми силами прячем от мира. Но чем глубже запихиваешь что-то, тем настойчивее оно стремится вырваться на свободу. Собственно, этим и воспользовался наш враг. Усыпил бдительность сторожа и открыл замки на дверях наших личных тюрем.

— Какая малость…

Соглашаюсь:

— Малость. Но ты видел, к чему это привело.