Вероника Иванова - Право быть

— Вот же сволочь…

Нелестное описание душевных качеств посыльного могло встретить с моей стороны только полное понимание и подтверждение, правда, не столь красноречивое:

— Ага.

Хотя, если поразмыслить, зачем мне обед? Ну подумаешь, не ел уже пару дней, и что? Все равно же очень скоро умру, так какая разница, на голодный желудок двигаться к Порогу или на сытый? Нет разницы. Никакой. Не-е-ет… Фрэлл! Как же хочется жрать!

Я должен добраться до этой корзинки. Должен впиться зубами в хрустящую корочку, скрывающую под собой нежный мякиш. Тогда я буду чувствовать себя хорошо-хорошо, живот сыто раздуется, меня станет чуточку больше, чем обычно…

Серебряные иглы в позвоночнике шевельнулись, вкручиваясь еще глубже, хотя казалось, дальше было уже некуда.

Зверек волнуется? С чего бы? Я всего лишь хочу есть. Хочу получить немного питания, так необходимого моей плоти, чтобы жить и расти. Чтобы становиться больше.

Новый спазм, вызывающий чувство тошноты.

Эй, мы так не договаривались! Мне пожрать надо, а не опорожнять котелок, на стенках которого каким-то чудом могли уцелеть остатки пищи! Я хочу немного вырасти напоследок, а не уменьшиться в размерах!

Волна дрожи рождается у загривка и спускается вниз.

Да что случилось? Раньше серебряный зверек был равнодушен к желаниям моего тела и… Стойте-ка. Ну конечно! Все, что нас связывает теперь, это плоть, и то, чего вдруг захотела моя, неминуемо эхом откликается в другой.

Чего же мы оба хотим?

Вырасти.

Желудок сжимается в упругий комок, и позвоночник вторит ему, пытаясь скрутиться клубком.

— Эй, тебе плохо?

— Нет, все…

Хорошо? Ни в коем разе. Можно сказать, хуже мои дела не обстояли никогда. Но если чуть-чуть отодвинуть кочку зрения на более разумную почву и согласиться, что лишние волнения приводят к непредсказуемым результатам, стараешься отвечать правдиво:

— Все как должно быть.

Борг не верит, продолжая присматриваться к моим судорогам, а мне некогда придумывать успокоительные объяснения тому обыденному факту, который застиг меня врасплох.

Я хочу есть, и серебро мучается от голода, хотя раньше не испытывало подобного чувства. Мы оба хотим по сути одного и того же, но мое желание легко удовлетворить содержимым корзинки, а его? Что может быть пищей для живого металла? Что он вообще способен усвоить?

— Эй, кто-нибудь!

Не уверен, что на зов откликнутся, но уж лучше слушать крики рыжего, чем завывания желудка. Я должен поесть, во что бы то ни стало, иначе серебряный зверек сам меня прикончит. Если бы только его можно было накормить! Вернее, помочь ему разрастись. Помочь занять в моей плоти еще больше места, чем я когда-то по нелепой наивности подарил. Больше места… Чтобы количество серебра увеличилось, к уже имеющемуся нужно добавить новое. Ведь это всего лишь металл, неспособный рождаться из бессознательного небытия и умирать, превращаясь в быстро тающую на челе могильщика тень напускной скорби.

Мой взгляд сам собой остановился на Борге, словно что-то изнутри подтолкнуло, велев отряхнуться от сора ленивых сожалений, и понадобилось всего три прерывистых вдоха, чтобы осознать: так вот же еда, прямо передо мной!

Целая горсть серебра.

Свеженькая, с крупицами магии, девственно глупая и послушная.

Аппетитненькая. Ням-ням.

— Чего это ты на меня так смотришь?

Много-много вкусной еды. Много-много пищи для роста. Но она еще не знает об уготованной ей радости получить свободу… Нужно рассказать. Нужно позвать.

Голова шла кругом, желудок вторил причудливым танцевальным па сознания, рука изо всех сил тянулась к Боргу, и все равно оставалось не меньше фута, а рыжий, хотя и не мог покинуть указанное ему хозяйкой место, все же пытался отодвинуться, вжимаясь в стену, словно испугался.

Меня?

Но я всего лишь хочу покушать. Нет, МЫ хотим.

— Дай руку!

Это мой голос? Не может быть. Я никогда так не хрипел, даже простужаясь, а сейчас кажется, что все в горле рокочет.

— Что с тобой?!

Мы голодны, только и всего. Очень голодны. И мы очень xoтим стать больше, чем есть. Стать большими. Вырасти.

Иди к нам, сладенькое. Ты же послушный ребенок, правда? Ты делаешь то, что тебе велят, а мы не велим плохого. Мы просим. Мы приглашаем.

Иди к нам!

Кажется, что все тело наполнено звоном. Серебряным. Каждый клочок кожи зудит, словно от пчелиных укусов, ледяными иголками вонзающимися в плоть откуда-то изнутри. Зов? Очень похоже. И ему, как и всем прочим разновидностям приглашений на заманчивую встречу, невозможно противиться. Даже я не могу, потому что изо всех сил пытаюсь дотянуться до Борга, хотя знаю: не получится. Знаю, но… Верю. В успех? Скорее в силу серебра. Верю по странно простой, почти нелепой, но очевидной причине: металл не может и помыслить о неудаче, ведь в его многовековом существовании опыта разочарований не было. Не могло быть.

Забавно. Если никогда не проигрывал, у тебя оказывается больше шансов, чем у противников, одержать победу в любом задуманном сражении — благодаря непоколебимой уверенности в себе. Но как таковая уверенность могла родиться в сознании того, кто не проигрывал по той причине, что никогда даже не пробовал играть? Или зверек успел урвать у меня не только немного глотков крови?

Ням-ням.

Кушать.

Скорее.

Немедленно.

Прямо сейчас!

Глаза Борга вдруг расширились, и назвать удивлением возникшее в них чувство было бы святотатством, потому что из глубин карих омутов всплыло самое настоящее, по-детски кристально чистое потрясение. А мгновение спустя великана окружило облако серебряной пыли, вырвавшейся из оков плоти.

Оно провисело в воздухе совсем недолго, меньше вдоха, чтобы потом резко потускнеть и рассыпаться по полу пеплом сгоревших надежд. Моя ладонь жадно сгребла в горсть черные крошки, до которых смогла дотянуться, стиснула и… Безвольно раскрылась, возвращая сор на прежнее место. Мертвые.

Магия, связывающая звенья серебряной цепи-змейки, истратилась на отчаянный рывок к свободе, и жизнь ушла из металла. Жизнь, которой и не было. Оно всего лишь притворялось, малыш. Похожее на тебя, но не такое, как ты. Собственно, ты — единственный в своем роде. Один на весь подлунный мир.

Серебро вздрогнуло и затихло, оставив меня наедине с чувством голода, теперь уже вполне поддающимся уговорам немного потерпеть, а заодно позволяющим побеседовать с кем-то кроме себя самого, пусть и единого в двух лицах.

— Борги?

Карие глаза неподвижно смотрели в одну точку, находящуюся вовсе не на мне. Зрелище печальное, но, поскольку сомневаться в крепости духа бывшего камня Опоры не приходится, предположим, что великан попросту собирается с мыслями, расплесканными неожиданным событием.