Надежда Первухина - От ведьмы слышу!

Баронет (правая рука в лубке, шея в гипсовом воротнике-фиксаторе, на змеином глазу — повязка) каждый день составляет магические эссенции, притирания и капли для приема внутрь. При помощи мгновенно постаревшей и как-то съежившейся от горя Татьяны Алексеевны он пользует этими составами бесчувственную Вику, прекрасно сознавая, что это бесполезно.

Авдей, со скрученным внутри воплем горя, внешне спокойный и деловитый, аккуратно меняет женино постельное белье, омывает ее словно закаменевшее тело теплой водой и долго-долго целует в губы, будто надеясь, что они отзовутся на его поцелуй и станут розовыми и податливыми.

Маша, поначалу бродившая за всеми как неприкаянная и поминутно рыдавшая из-за того, что мама умирает, неожиданно как-то сосредоточилась и тоже нашла себе дело: с ожесточением драила загаженную ведьмами-мародершами кухню, заклеивала кусками старых обоев похабные надписи на стенах, аккуратно, стараясь не греметь, выметала мусор. Словом, наводила в квартире порядок, при этом стараясь не попадаться никому на глаза: чтобы никто не видел, как у нее слезы льются ручьем прямо на половую тряпку…

Даша готовила обеды и ужины, но их никто не ел. В основном все пили чай или кофе, и все разговоры: за столом в кухне, у постели умирающей в спальне, сводились к одному — как ее спасти? И только одна Даша однажды спросила:

— А почему такое случилось с мамой?

Баронет объяснил как мог. Но Дашу объяснение не удовлетворило. Она гневно щелкнула отросшим хвостом и заявила:

— Если Бафомет погиб от маминой Силы…

— Он не погиб, он рассеялся. Он теперь миллионы лет себя будет по квантам собирать.

— …Ладно. Но тогда почему мама от него пострадала?

Баронет долго думал над этим вопросом. Потом выдал нечто вроде версии:

— Произошло столкновение. Воплощенной ненависти и… любви. Ненависть была повержена, потому что, как известно, любовь всё побеждает. Но, истратив свою Силу, любовь тоже может умереть…

В загипсованном горле Санвифагарота что-то жалостно забулькало:

— Старый я дурак! Никогда не обращал внимания на то, что она всех нас любила. Как любила. Безотчетно и безрассудно. Даже меня, старого паршивого колдуна, который не смог ее спасти…

Даша была уверена, что не плачет. Она ведь ведьма, а ведьмам не положено реветь. Но слезы все равно выбирались на поверхность.

— Дед, — спросила Даша, — значит, мама умрет?

Баронет вздохнул.

— Ты же видишь сама… В ней больше никакой Силы нет. Ни чародейной. Ни человеческой. Только огонек, который еще в душе теплится… И он скоро гореть перестанет.

— А как спасти?

— Не знаю. Я перепробовал все, что мог и знал.

— Дед, это неправильно.

— Что неправильно?

— Она не имеет права умирать. Потому что она ведьма! Потому что мы ее… любим. И вообще! В сказках положительные герои не умирают.

— Ну, значит, нам со сказкой не повезло… — опять вздохнул Баронет и, прихрамывая, вышел из кухни. Снова пытаться напоить Вику чародейным оживляющим отваром.

А Дашка сурово поджала губы и полыхнула фиолетовым взглядом:

— Я не ведьма буду, если эту сказку не переделаю! — прорычала она и дернула себя за хвост. И тут она услышала звонок в дверь.

— Я открою, — бросилась она в прихожую.

Это оказалась Инари Павлова-Такобо. Она поздоровалась с Дашей, поставила в угол прихожей пару объемистых сумок и, бледнея, спросила:

— Я могу увидеть ее?

Даша повела мамину подругу в комнату.

Японку приветствовали, но негромко, а так, как бывает, когда в доме умер человек и еще один друг умершего пришел отдать дань уважения. Инари опустилась на колени перед кроватью Вики.

— Вика, ты же сумела вернуть из Страны мертвых меня! — проговорила она, ласково гладя подругу по щеке. — Сумей вернуться сама! Баронет-сан, — обернулась Инари к магу, — возьмите у меня кровь. Есть ритуал сестер, и, возможно, моя кровь оживит названую сестру…

Баронет покачал головой:

— Здесь другой случай. Однако спасибо вам за предложение помощи, Инари-сан.

Инари оглядела комнату:

— А почему ваша квартира выглядит так, словно здесь играли барсуки-оборотни? Что случилось?

— За Викой охотятся, — объяснил Авдей. — Ее обвиняют в преступлении, которого она не совершала…

И от этих слов за окнами квартиры словно сгустились тучи. Но это только на первый взгляд. За окнами, оседлав метлы, демонят, боровов, висели в воздухе отвратительного вида ведьмы, к атмосферным явлениям никакого отношения не имеющие.

— Отдайте нам ее! — вопили ведьмы. — Она преступница! Она убийца!

— Пусть она пройдет Путь Суда! Мы слышали показания домового! Но пусть ее судят!

— Выдайте ее Суду!..

— И так почти каждый день, Инари, — грустно сказал Авдей. — Если б не магия Баронета, они бы влетели в окна и все тут разнесли. Мы даже в магазин и аптеку ходим под охранными заклятиями…

Инари стиснула кулаки:

— Жаль, что я беременна! Иначе эти черные твари узнали бы, каково пламя дракона из клана Тодороки!

— Успокойся, Инари. Даже этим вряд ли поможешь Викке…

Инари погрустнела, присела на край дивана, взяла в свои ладони безвольную, как плеть, Викину руку.

На руке ненужным украшением болтался браслет, который никто почему-то не хотел снимать. Инари странно посмотрела на браслет.

— Аудэу, — вдруг спросила она писателя. — А знает ли ваш сын, что с его матерью случилась такая беда?

Авдей только сейчас вспомнил о сыне:

— Откуда он может знать… Он ведь теперь — капитан «Летучего Голландца». Он затерян в неведомых морях…

— Я знаю, как послать ему весть, Аудэу, — сказала Инари и сняла с руки подруги браслет. — Сын должен быть рядом с матерью в такое время.

Затем Инари подошла к окну, за которым маячили фигуры ведьм, и прокричала:

— Убирайтесь прочь!

— Сама пошла!

— Жаба косоглазая!

— Вот мы на тебя порчу напустим!

Инари аж затрясло от гнева.

— Перестань. — Авдей увел ее от окна. — Лучше пойдем, Дашка напоит тебя чаем. Тебе нельзя волноваться. А эти дуры тут постоянно висят и орут. Мы на них внимания не обращаем. Привыкли. Да и не до них.

На кухне, вместо того чтобы возиться с чайником, Дашка сидела на полу и вытаскивала из сумок, принесенных Инари, те самые колдовские книги, которые когда-то Вика постаралась от нее спрятать.

— Даша, тетя Инари хочет чаю…

— Погоди, пап. Ты не волнуйся, я все сделаю! — Дарья махнула рукой, и перед Инари прямо в воздухе повисла элегантная чашечка, распространявшая аромат крепкого зеленого чая. — Угощайтесь, тетя Инари! Какая вы молодец, что все мамины книжки принесли!