Людмила Астахова - Волчьи игры

— Вам нужно больше кушать, дитя мое. Иначе и в самом деле окажетесь на пороге смерти, — ворковал Сид, измеряя пациентке температуру. — Мне не нравится ваша слабость.

Девушка судорожно вздохнула. Ее молчаливость, с одной стороны, очень нравилась Итэль, а с другой — внушала подозрения. Молчаливые юные девушки — это нонсенс!

Ведь это же видно невооруженным глазом, даже без Сидовой четырехкратной лупы, что милая девочка готова сделать что угодно, лишь бы избавиться от своей будущей свекрови.

Страх был в девочке, настоящий утробный страх, который чувствуется почти как запах. Но первопричину его Итэль, как ни пыталась, понять не могла. Возможно, суровое детство, а может, и преступление, следы которого сероглазая девица прячет в Файристе. Что-то связанное с шуриа. А может, и нет.

«Все либо слишком просто, либо слишком сложно», — сказала она себе и с выводами решила повременить. Пусть сначала в Янамари приедет леди Джойана.

«Вот уж воистину кто сумел взлететь на самый верх. Амбиции даже змею поднимут в воздух».

Грэйн и Джона

Дождь, первые капли которого застучали по верху экипажа еще в Амалере, шел всю ночь, сопровождая путешественниц, будто преданный пес. Бодрости его унылый вкрадчивый шелест не добавлял, но недаром ведь приметы всех лунных народов в один голос твердят: уезжаешь в дождь — значит, надейся на удачу в пути. Только на это Грэйн и уповала.

Шуриа, молчаливая и странно покорная, пригорюнилась в углу, забравшись с ногами на сиденье и сжавшись в этакий совершенно змеиный комочек. Она ни словом не возразила даже во время единственной остановки, когда эрна Кэдвен предложила переодеться. Чтобы проделать такое в тесной карете, надобно проявить изрядную ловкость и ненадолго забыть о скромности. Бальный наряд отправился в сундук, а постукивающую зубами шурианку Грэйн обрядила в нечто гораздо менее приметное. Хотя… это с какой стороны поглядеть. На Шанте, к примеру, подобный костюм никого не удивит, а вот в сердце Файриста… Но ролфийка сочла риск оправданным.

— Понимаешь, ты — шуриа, и как бы мы ни старались, все равно этого не скроем. Значит, ты должна выглядеть как самая шурианская шуриа на свете! Быть шурианистей самой Глэнны, я так скажу. Зато кто заподозрит, что такое удивительное создание — Священная Невеста?

На самом деле Грэйн была готова к залпу возмущенных протестов, однако Джойн и тут ничего не возразила. Хотя выглядеть шантийская леди теперь стала и впрямь необычно. Почти как змейка-лекарша в ролфийской военной лечебнице — у тех очень похожая форма. Традиционные штанишки под черной запашной юбкой, темная блузка, безрукавка и форменный жакет, а поверх всего — пальто, которое хоть и притворялось цивильным, все равно ощутимо попахивало ролфийской военщиной. Завершали образ сапоги по миниатюрной шурианской мерке, перчатки и шляпка с неширокими, чуть загнутыми вверх полями. Все новенькое, все теплое, и все в черных и коричневых тонах.

— Ну, вот. — Удовлетворенно оглядев подопечную, эрна Кэдвен, будто на ребенке, поправила на ее голове шляпку. — На леди Джойану ты теперь точно не похожа и на графиню Янамари — тоже.

Самой Грэйн маскироваться вообще почти не пришлось. Ролфийка есть ролфийка — хоть в муслин ее обряди, а столько лет гарнизонного быта и строевого шага все равно не скроешь. Еще во время тех давних приключений, что и свели вместе эрну Кэдвен и Джойану Алэйю, Грэйн поняла, как нелепы ее попытки притвориться нормальной женщиной. Значит, нечего и пытаться. Ролфи просто сменила парадный капитанский мундир на мундирное платье, положенное ей по статусу эрны-землевладетельницы. С капралом Сэйганом дело решилось еще проще — денщик превратился в слугу и телохранителя, сопровождающего свою эрну и ее любимую шурианскую кузину в занимательном путешествии по союзной стране. Роль супруга бравый капрал достоверно исполнить все равно не смог бы.

У всего на свете есть начало и есть конец, нет конца только у Жизни, она, словно вода, перетекающая из одного сосуда в другой, испаряющаяся и конденсирующаяся, замерзающая и растекающаяся. Какая разница, что сегодня ты — сверкающий на солнце кусочек льда, а послезавтра — легким облачком вознесешься к солнцу. Так живут шуриа, так они и умирают. Когда зришь вокруг себя одну Жизнь Бесконечную, то не так уж и сложно принять собственный переход на Другую Сторону. Но как смириться с мыслью о прахе и тлене, если вокруг все распадается и рушится, нищает, угасает и чахнет?

Джезим умирал, медленно-медленно, но неуклонно. И всем шуриа предстояло ощутить это страшное изменение, они и чувствовали, потому бежали без оглядки в общем приступе панического ужаса, как животные перед землетрясением. Наверное, только Джона разумом понимала, что происходит, и оттого ей было еще горше и тяжелее на душе.

«Это — Предвечный! Это он пожирает великий дух нашей Земли Радости. Это он — лжебог — главное проклятье Джезима», — думала она. На диллайн злиться уже поздно и бесполезно. Они первыми пали жертвой Предвечного. Как грязная портовая проститутка заражает матросика неизлечимой срамной болезнью, так и лжебог наградил детей Дилах одержимостью. Нос не проваливается, но душа-то гниет в здоровом теле — вот что страшно.

Джона прикрыла зудящие от непролитых слез веки. Раз уж не пропитала ими, солеными и горячими, парадный мундир Эска, значит, пусть остаются там, где сейчас. Пригодятся еще, обязательно пригодятся.

Оставшись наедине, вдали от любопытных глаз, они не стали бросаться в объятия друг другу, как обязательно случилось бы раньше. Да, раньше, когда в диллайн еще не угнездилась пугающая тьма, они бы потратили каждое из отпущенных судьбой мгновений на любовь.

Он тихо сказал: «Должно быть, я тебя теряю».

Она отчаянно затрясла головой, как будто так его слова не попадут в уши: «Меня ты не потеряешь никогда. Но ты утрачиваешь себя. Ты перестаешь… перестаешь быть Аластаром Эском». Правду говорила, без малейшего желания уязвить.

«Так я уже давно не он. Я — князь Файриста».

«Я приплыла сюда, чтобы спасти тебя».

«Некого спасать, моя змейка», — вздохнул мужчина и грустно улыбнулся.

Джона промолчала, уткнувшись носом ему в грудь. Проклятье Внезапной Смерти тоже казалось вечным и необоримым, никто не знал, как избыть его, никто не верил, что это возможно.

«А-с-шшш! Но я все равно попробую».

«О да! Ты — храбрая змейка».

А что еще остается делать женщине, если какой-то паршивый лжебог точит зуб на ее любимых мужчин и сосет жизнь из самой прекрасной земли на свете? Только быть храброй и не сдаваться.