Талиесин - Стивен Рэй Лоухед
— Отец, — сказала Харита, подходя ближе. — Я привела гостей.
Царь приподнялся на локте и с любопытством взглянул на новоприбывших. Их глазам предстал благообразный муж, который, несмотря на смертельную бледность, выглядел вполне здоровым. Густые черные кудри лежали по плечам, борода надушенными колечками ниспадала на грудь. На нем были белоснежные штаны и рубаха, широкий пояс из больших серебряных пластин с драгоценным лазуритом, изумрудно-зеленый, шитый золотом плащ.
Когда он заговорил, голос его оказался низким и звучным, как у морского бога:
— Здравствуйте, друзья, кто бы вы ни были.
Оба смиренно поклонились. У Коллена слегка отвисла челюсть.
Давид собрался с мыслями и сказал:
— Приветствуем тебя от имени нашего Бога и Владыки.
— Кто же ваш Владыка? — спросил Аваллах.
— Иисус, нарицаемый Христом.
— Кланяйтесь от меня своему Христу, когда снова будете в Его краях.
— Царство Его велико, господин, — отвечал Давид. — Люди сведущие называют Его Царем царей.
Аваллах кивнул. Чело его нахмурилось.
Харита поспешила вмешаться:
— Отец, этот Иисус — Бог, а эти люди — Его служители.
— Служители! — хохотнул Аваллах. — Здравствуйте, служители. Надеюсь, ваш Бог не запрещает вам есть мясо и пить вино?
— Нет, господин, — отвечал Давид. — Не запрещает.
— Тогда пусть мои слуги отведут вам комнаты, чтобы вы могли помыться с дороги. Встретимся за столом. — Он поднял руку, подошел прислужник.
Странники поклонились и направились вслед за провожатым.
— Где ты их нашла? — спросил Аваллах, когда дверь за ними затворилась.
— Это они меня нашли, — отвечала Харита. — В разрушенном доме, куда я иногда наведываюсь. Они его разыскивали, говорят, что это святилище их Бога. А меня приняли за богиню. — Она рассмеялась.
— Вот и славно. — Аваллах поднял темные брови. — Самое время мне позабавиться.
— Тебе больно? — Харита нагнулась, положила ему на бок ладонь.
Он похлопал ее по руке.
— Ничего, терплю, — сказал он. — Нет, мне лучше. Через день-два буду на ногах. Пусть скажут поварам, что у нас гости. Таких важных послов надо принять с почетом.
Глава 2
Зима выдалась суровая, весна — дождливая и холодная. Лето не принесло желанного тепла; зерно не уродилось, хотя травы было вдоволь и скот успел нагулять жирок. С приближением осени задули сильные ветры, возвещая приход еще одной тяжелой зимы: на бледном севере собиралась буря, которую мало кто на юге предвидел.
Эльфин вернулся из летнего дозора раньше обычного. Его мучили тяжелые предчувствия. Талиесин не ездил с ним в этот год. Он провел лето с Блезом, помогая Хафгану наставлять в науках немногочисленную, но бойкую ватагу мальчишек — сыновей окрестной знати. Когда дружина, насчитывающая уже почти три сотни лучших ратников со всех концов Гвинедда, звеня оружием, въехала в Каердиви, Талиесин и его подопечные вместе с остальными жителями встречали их у ворот.
Он увидел суровую улыбку отца, напряженную посадку в седле и понял — что-то не так. Однако затем началось обычное празднество, и прошло немало времени, прежде чем Талиесин узнал, что тревожит короля.
— В чем дело? — спросил юноша, когда смог наконец отвести Эльфина в сторону. Он налил сладкого меда в два больших рога, один протянул отцу.
Эльфин криво улыбнулся.
— Я что, виден насквозь всем и каждому?
— Не всем и не каждому, но уж мне точно. — Талиесин поднял кубок. — Твое здоровье, отец.
Они выпили и вытерли усы тыльной стороной ладони.
— Что случилось этим летом? — спросил Талиесин.
— Ничего особенного. За все лето встретили лишь три бродячих племени. — Король пожал плечами и снова уставился на кубок.
— И все же?
Из открытой двери вырвался взрыв смеха — там начинался пир.
— И все же у меня на сердце лежит тяжесть, которую мудрые советчики не могут ни объяснить, ни развеять.
— Что тебя гнетет?
Король поднял руку и прижал ладонь к сердцу.
— Мой собственный мудрый советчик говорит, что зреют худые дела. Да, к северу от Вала все тихо, но мне сдается, что наши враги выжидают и копят силы.
— Ты говорил об этом с Максимом?
— Пытался. На обратном пути мы проезжали Каерсегойнт, но Максим снова в Лондоне. Римляне! Если б они рубились с пиктами и аттакоттами так же рьяно, как между собой! — Эльфин вздохнул. — Да это и неважно. Легионеров осталось всего ничего — пять сотен в Лугуваллии, в Эбораке и Дэве и того меньше. Вал теперь охраняет Фуллофауд, и надо отдать ему должное — он бдительный военачальник. Однако он слишком доверяет своим разведчикам. Разведчикам, я сказал? Эти головорезы не лучше того зверья, за которым должны следить.
— Ты мог бы поехать в Лондон, — предположил Талиесин. — Взял бы с собой меня и кого-нибудь из вождей. Поговорили бы с легатом.
— Будь в этом хоть какой-то прок, я бы тут же прыгнул в седло. Легат считает, что главная опасность — на юго-востоке. Последних людей он отправил строить там крепости — обороняться против саксов с их рыбачьими лодками. И это после резни на севере!
— С тех пор прошло семь лет, — мягко напомнил Талиесин.
Эльфин задумался, потом медленно улыбнулся и покачал головой.
— Да. Но такое же, если не хуже, может случиться вновь. Оно надвигается, Талиесин. Темное время. Ты скажешь, я полжизни его жду, но, клянусь, времен темнее еще не бывало. Думаю, Максим видит это не хуже меня, поэтому и поехал в Лондон — хочет до них докричаться. Нельзя забирать от нас всех людей на юг.
— Что будешь делать ты?
— А что мне остается, кроме как самому о нас позаботиться?
Талиесин не ответил. Он редко видел отца в таком смятении. Да, Эльфин порою ярился да поносил страшными словами близорукую тупость императора, наместников, командующих легионами, особенно после страшной резни семь весен назад. Однако сейчас он, вернейший и преданнейший из подданных, окончательно махнул рукою на римлян — это была новость, и она встревожила Талиесина.
Он сам видел, как год от года увеличивается дистанция между кимрами и их защитниками-римлянами. Народ постепенно возвращался к своим обычаям, к образу жизни своих предков-бриттов.
— Кельт возродится, — сказал Талиесин.
— А?
— Так сказал Хафган, и, боюсь, пророчество его исполнится.
— Да, и еще как. Жаль, Гвиддно нет с нами, — грустно сказал Эльфин. — Мне его не хватает. — Он поднял рог. — За крепкую руку, острое железо и быстрых коней! — Он одним глотком осушил рог. — Пойдем, повеселимся. Мы оба знаем, что это может быть последний пир на долгое-долгое время. И возьми с собой арфу, сынок. Эти
